— Коля, ну зачем так грубо?! Вдруг он сейчас дуба даст, а мы его еще не допросили!
— Так вин жэ зброю дистав, миг же кого нэбудь вбыты!
— Тут ты прав, — согласился Вакула, — Дед, пожалуйста, перевяжи его. Да дай хлебнуть из своей фляги, а то и правда помрет.
— Вов! Ты хочешь, что бы я угощал этого фашиста?! Да у меня и оба деда, и отец….
— Нам его еще допросить надо, мы же еще пленников не нашли!
— Погоди, Вакула, — вмешался Свист, — мы же вам еще не сказали! Нашли мы пленников!
— Как нашли?! Где?! — Вакула дернулся и тут же зашипел от боли.
— Тихо, тихо. Там, во дворе, есть еще один вход в подземелья. Они не такие глубокие, как эти. Там у немцев было что-то типа общежития, или казармы, там же они устроили и узницу. Около пятидесяти пленников нашли. Среди них, причем, не только люди.
— Как они?! — тормошил Свиста уже Гаврош. — И это, пацаны, мальчишки совсем, как Костя наш, были?!
— Ребятня вся цела, Сань, слава Богу! — Подошел Вертолетыч. — Только слабые очень. Вы бы видели, чем они их кормили! У-у-у, сука! — Вертолетыч замахнулся прикладом "Вала" на стонущего и лелеющего свою руку, вернее — то, что от нее осталось, эсесовца.
— Тихо, угомонись, Дед! Я еще побеседовать с ним хочу. А где, кстати, наш Константин?
— Так мы его с освобожденными и отправили в Белый Дол. Пусть поможет. Слушайте, а Федьки Храпа то нет! Вася Дрозд есть, живой, а Федьку увели куда-то, давно уже, и все — с концами! И так, говорят, многие бродяги пропали! Выжили только те, которые недавно сюда попали — месяц-полтора назад! — Вертолетыч опять подскочил к Фашисту. — Говори, падла, куда мужиков дели, что вы с ними сделали?!
— Погоди, Валя, что ты имел в виду, когда говорил, что среди освобожденных пленников были не только люди?
— Так в одной из камер сидели свары, человек…. или как их там — пятнадцать.
— Не понял! Так кочевники с немцами, вроде бы, в союзе?
— Это меня тоже, поначалу, озадачило, но потом дошло — где тут собака порылась!
— И где же? — выдал нетерпение Гаврош.
— Все свары, которые в темнице сидели, были одеты…. ну как бы сказать — с иголочки, что ли, по богатому. Не так как простые кочевники, а как знать.
— Так, может это и была знать: вожди, жрецы, шаманы какие ни будь?
— Точно! Вов, Валь, теперь вы понимаете, какой был союз у них?! Каким образом фашисты его заключили?!
— Они пригласили к себе знать кочевников, — подхватил мысль друга Вакула, — под каким ни будь благовидным предлогом. Свары, судя по всему, наивные, как дети, поэтому заманить их, не составило большого труда. Заманили, и оставили как заложников, заставив их соплеменников выполнять все свои желания.
— То есть, едва попав в другой мир, тут же начали воплощать в жизнь теории своего гребаного фюрера о высших и низших расах? Вот же суки! А где сейчас эти аборигены?
— Ушли. Мы их только вывели за пределы замка, что бы на мины не напоролись. Кстати, Гаврош, нам придется поработать, что бы очистить все вокруг от мин.
— Сделаем. А сейчас что будем делать, Вов?
— Думаю, пусть все казачки наши отправляются в поселок, там сейчас полно хлопот. А мы поговорим с этим…. обрубком. Он должен просветить нас обо всем, что тут происходило последние семьдесят с лишним лет, а, в частности — куда исчезли похищенные ими люди.
Вскоре заполонившие залы подземного дворца казаки, во главе с батьком Загуляйло, ушли наверх. Со сталкерами, по настоянию старого запорожца, остались только его сыновья и Залесов. Мужики пододвинули стулья к столу, расселись. Микола так и остался стоять нависшей скалой над сильно побледневшим от боли и потери крови эсесовцем.
— Плесни ему еще, Дед, а то еще "ласты склеит", раньше времени.
Поворчав что-то под нос, Дед открыл флягу, и протянул ее немцу. Тот сделал пару больших глотковспирта.
— Ну, хватит, хватит! Ишь, присосался! — Вертолетыч протянул флягу к губам, потом, подумав, протер горлышко рукавом и завинтил крышку.
— Ну что, Сашка, — обратился командир к другу, — давай, спрашивай, ты ведь немецкий получше меня знаешь.
— Ха, нашел переводчика! Вов, я немецкий, как говорят, только со словарем. Английский — пожалуйста!
— Ну, спроси его, может он по-английски шпрехает!
— Не утруждайте себя, господа, я русским неплохо владею.
Все присутствующие даже не сразу сообразили, что заговорил единственный из оставшихся в живых в этом мире эсесовец. Если не учитывать небольшой акцент, его русский действительно был достаточно хорош.
— Тю, смотри-ка, какой грамотный фашист!
Читать дальше