Владимир Кучук - Под взглядом двух лун

— Ты как дитя малое, Вов! — Ворчал Гаврош, перевязывая Вакулу. — Вечно влезешь в какую ни будь историю!

— А ты как наш Дед — все бубнишь и бубнишь! Какие потери у нас?

— А нет у нас потерь, командир, у двоих ранения, средней тяжести, как у тебя. А фашистов всех положили. Там, в конце зала, еще двух прищучили. Угадал ты с засадой…

— Цыганки гадают, Сашка! А я предвидел. Пора идти дальше.

За алтарем, где держали оборону эсесовцы, был проход в еще один зал, гораздо меньший предыдущего и оформленный в строгом и мрачном стиле, как зал или кабинет в каком-нибудь, например, готическом замке. Вдоль стен стояли шкафы, стулья и еще какие-то предметы мебели, хоть и грубовато, но добротно сработанные из дерева. На стенах висели головы диких зверей, на полках стояли чучела пернатых представителей местной фауны. Для полной картины не хватало развешанных гобеленов и оружия.

Посередине стоял большой стол, за которым, на большом стуле с высокой спинкой, сидел человек во все той же военной форме. Вакула и Гаврош не очень разбирались в эссесовских регалиях, но было понятно, что этот немец имел немалый офицерский чин и был в этом гадюшнике самым главным.

Микола, было, направился в его сторону, держа наготове саблю.

— Коля, коля! Погоди! — остановил решительно настроенного казака Вакула. — Он должен еще показать, где они наших мужиков держат!

В это время сзади раздался звук множества шагов. Сталкеры и казаки вскинули оружие, замерли в тревожном ожидании.

Первым в кабинет влетел Свист.

— Э, э, мужички, уберите ножички! — Процитировал он героя известной комедии. — А то таких дырок наделаете, что потом не заштопаешь!

За ним влетели Стропа и Вертолетыч.

— А вы что делаете тут?! — Строго спросил командир. — Почему не в Белом Доле?

— Потому что там делать больше нечего, Володь! — Весело ответил за всех Вертолетыч, с удивлением осматривая интерьер кабинета.

— Как нечего? — Подскочил к нему Гаврош. — А как же штурм, как же свары, големы?!

— А так: штурм отбили, в самом его начале, раз и навсегда! На пять баллов сработала чудо-коробочка! Все, мужики, война закончена!

— А поселок как, сильно пострадал?

— Убитых — пятнадцать человек, около десятка раненых, но не серьезно. Разрушений почти нет, все возникшие пожары тут же потушили.

— Кочевников около трети полегло, сразу после вспышки, — продолжил Стропа, — еще треть, если выживут, долго будут ожоги и раны свои зализывать. Все остальные разбежались, кто куда.

— Да они сейчас несутся в свои стойбища, не разбирая дороги, с полными штанами…. или чего они там носят. — Дополнил в своем стиле Вертолетыч. — Не вояки они больше!

— А големы?

— А что големы? Они, конечно же, успели напакостить, убитые и раненные белодольцы — дело их пулеметов и базук. Думаю, что от взрыва коробочки они тоже немало пострадали. А потом, в беспомощном виде, были просто затоптаны тысячами бегущих в панике сваров.

Казаки возликовали, стали обниматься, поздравлять друг друга с победой.

— А сюда чего пожаловали?

— Так вас подстраховать! Мало ли что?! — Вертолетыч указал на перевязанную рану Вакулы. — Вы, похоже, тут тоже не шибко расслаблялись! Сам батька Загуляйло с сотней казачков, вместе с нами, сюда нагрянул! Они сейчас там — наверху.

У входа послышался раскатистый бас.

— А — нет, он уже тут!

В помещение, в сопровождении нескольких казаков, влетел старый запорожец. Зыркнув по сторонам, увидел своих сыновей. Никакого вида не подал, но было видно, как у старого казака просветлели глаза, вздох облегчения вырвался из груди. Сняв шапку, он подошел к Вакуле с Гаврошем. Увидел окровавленную повязку на плече и груди капитана.

— Сыльно досталося?

— Да ничего, Григорий Андреевич, жить можно.

— Ну, добрэ, добрэ. — Закивал Загуляйло, а потом, сняв шапку, низко поклонился сталкерам.

— Что вы, Григорий Андреевич, прекратите! — подскочил к нему Гаврош.

— Дякуемо, сынки! — Торжественно произнес батька, заглянув в глаза каждому сталкеру. — Дякуемо за всэ тэ, що вы для нас зробылы! Що урятувалы нас вид такои напасти! Потом опять повернулся к Вакуле с Гаврошем и, уже тихо, вполголоса. — Дякую, хлопци, що сынкив моих збереглы. — И опять поклонился.

Сентиментальную сцену прервал громкий вскрик эсесовца, про которого забыли все присутствующие. Немец вскочил со своего троноподобного стула, у него оказался пистолет. Никто не успел и глазом моргнуть, как рука фашиста, отрубленная по самый локоть, вместе с оружием упала на стол. Оказывается, Микола все это время не спускал с него глаз. Немец дико заорал, стараясь здоровой рукой зажать культю, фонтанирующую кровью.