Крис Райт: Кубок

Его пальцы доходят до края и находят пустоту в металле. Это последний изъян, единственный, который он не может исправить сам. Жрец старается не смотреть на него, вид несовершенства вызывает физическую боль.

Мы чувствуем слишком много, думает он. Это как будто комок загустевшей крови в наших душах.

Но он знает, что эта страсть — ещё одна причина их величия, и он бы не променял её ни на дикость Волков, ни на благородство сынов Макрагга, ни на непоколебимость преторианцев Дорна.

Всегда есть цена, думает он. Красота всегда покупается болью.

Они достигают башни. Орфей пал, когда они брали ворота, но открыл проход другим. Алгеас и Киво погибли во время восхождения по первой лестнице, но они заставили нерожденных скулить, когда изгоняли их.

Внутренности башни были скручены безумием. Камни визжали, а флаги бурлили. Все Ангелы сражались с видениями. Космический корабль, раздутый порчей, гротескный бог, нависший над рыцарем в красном и золотом…

Лаурентис отбросил видение. Он кричал, его зрение размылось от злости, тело работало как печь. Демоны бросались на него, стараясь повалить количеством изломанной плоти, но он разрывал их на хнычущие части. Капитан услышал предсмертные крики Аэнотаса и Сорвило, когда они ломали двери в комнату на верхушке.

Этого было достаточно. Капитан ворвался в комнату и достиг алтаря. Он был сделан из сияющего камня, похожего на аметист и украшен выгравированными отвратительными изображениями. Выжившие братья присоединились к нему, наполнив комнату ревом болтеров. Лаурентис получил то, за чем пришел. Его цель висела на золотой цепочке, и, на секунду, её красота пленила капитана.

Затем он вновь начал слышать крики братьев и ответный вой врага. Лаурентис убрал трофей и достал меч.

Они получили что хотели, теперь настало время возвращаться.

Снаружи снова поднялись беспокойные ветра Ваала. Небеса подсветило красно-коричневой вспышкой, промелькнувшей над загрязненными равнинами.

Он отвлекся от работы, почувствовав, что в комнату вошли, до того как увидел новоприбывшего. Капитан, хромая, вошел, на его броне всё еще остались повреждения. На нем не было шлема, а лицо покрывали новые шрамы.

Сангвинарный жрец встал.

— Остался только ты? — спросил он.

Лаурентис кивнул. Он ослаб от тяжелых ран, которые так и не исцелились, несмотря на долгую дорогу. Капитан достал золотую цепочку.

Жрец почтительно принял её и осмотрел на ладони. Несмотря на годы, проведенные в нечестивой тюрьме, многогранный рубин на конце цепочки остался чистым и блестел в пламени свечей.

Он отцепил его и направился к кубку, в котором остался один единственный изъян. Он вставил рубин в выемку и услышал легкий щелчок, когда камень встал на место. Жрец воздел кубок, и он сверкает в угрюмом свете Ваала.

Реликвия вновь цела. Как только будут соблюдены ритуалы, благословенная чаша вновь наполнится кровью.

Лаурентис с трудом держится на ногах, но остается на месте. Сангвинарный жрец смотрит на него, на его шрамы и поврежденную броню.

— Ты отлично справился, — говорит жрец.

Капитан кивает. Жрец может понять, что он думает, как будто тот высказал мысли вслух.

Столько братьев погибло.

Жрец отворачивается обратно к кубку. Да, ради него потребовались жертвы, но жертвовать чем-то приходится всегда. Для этого они и были созданы — чтобы страдать, умирать и защищать те редкие оплоты человечества, в которых всё еще хранятся знания всего вида.

— Всегда есть цена, — бормочет сангвинарный жрец, поставив кубок на стол и вновь берясь за инструменты, — красота всегда покупается болью.