Стас Северский - Боец тишины (СИ)

тренированного диверсанта, как я. Да, сдаю ни по дням, а по часам. От боли и усталости уже

тошнить стало. Снял маску и вдохнул духоту. Нет, не легче. Лучше здесь, в заброшенном тоннеле,

глубоко не дышать. Не то еще сильнее затошнит от этой проросшей гнилостными грибками

сырости. Из-за плесени ведь вся эта липкая затхлость просто пронизана вредоносными спорами.

Стащил грязную перчатку, посушил руку в пропитанном влагой воздухе и отер с лица горячую

испарину. Здесь не холодно. Считай, – тепло. Я так мерзну только из-за того, что мокрый весь… и

из-за того, что на месте встал. Но я все стою… все слушаю…

Дождался! Все ж засада – великая вещь! Чуток терпения – и все в твоих руках! Загрохотали

засовы, заскрежетали вентили, залязгали ключи, заскулили старые замки, застрекотали –

электронные… О стену стукнула крышка люка – с потолка посыпалась пыль и осколки цементной

коррозии… Тягучий воздух вздрогнул от твердого шага и тяжелого дыхания грузного человека.

Всегда и везде, когда он идет, – все содрогается… все, – включая меня. Он ведь идет за мной –

Снегирев.

Снегири – птички безобидные, из воробьиной рати, но про полковника Снегирева такого не

скажешь. Степана Петровича Снегирева с веселыми щебетунами, скачущими с ветки на ветку,

никак не спутаешь… ничем он на них не похож. Мужик он, конечно, добрый до крайности, но до

такой же крайности – твердокаменный… в смысле, – не только твердохарактерный, но и

твердолобый. Эх, Игорь Иванович, обрекли вы верного вашего “волка” на мучения с доверенным

8

вашим “волкодавом”! Кто ж так делает, товарищ генерал?! Кто ж волка с волкодавом в одной клетке

закрывает?! Благо, что я не обычный “волк”, а – “оборотень”! Только я…

– Слава! Это еще не все! И с часами не сверяйся! Мне дела нет до того, что у людей – завтра! У

нас с тобой еще – сегодня! Давай оттуда и живей сюда! Мне тут в голову такая вещь взбрела –

дельная, в общем! Еще другой вариант есть, куда эту хрень крепить! Слава! Кончай ты с той

штукой возиться! Выбирайся! Будем дальше думать, что с этой хренью делать!

Как он меня с “этой хренью” задолбал! Я под конец просто запутался, что из моей амуниции и

аппаратуры он “той” хренью зовет, а что – “этой”! Но я, Игорь Иванович, считайте, – закончил!

Сегодня стали тикать последние сутки в его компании, последние часы с ним и его четкими

командами – “Эту хрень туда крепи, а эту – сюда клади”. Мне бы пришлись по душе его крики и

вопли вроде – “Голову – в сторону, руку – вверх, а остальное – влево”, но – не сейчас. Просто,

сейчас они тесно касаются такого трудного дела и кромсают на куски остатки такого короткого

отрезка времени. Они отягощают мои тренировки, а готовлюсь я к крайне опасной и ответственной

операции. Так что они меня не только не радуют, но и – злят. Спокойнее становится только от

мысли, что завтра – все. Совсем – все. Я расстанусь с этим полковником, покину это место и

отправлюсь… на английскую территорию в Уганде. Обернусь средне-серым британцем –

скромным с виду, скрытным на деле и высокомерным в душе… Буду, покоряясь судьбе, вести

сдержанные беседы с британскими “друзьями” и “докторами” – с вражескими военными и

вирусологами – на чистом английском… Буду, не бранясь на жизнь, жрать чистый спирт и

антибиотики перед тем, как сожрать что-то съестное, кишащее кишечными палочками и черт знает

какими еще бактериями… Эх, Игорь Иванович, знали бы вы, каких сил мне стоило согласиться

ехать в Уганду! Знали бы вы, как я боюсь зажариться и заразиться в этом центре земли! Вы ж

знаете, с какого я края света, – в какой вечной мерзлоте я рожден! Да и выдохся я за все эти долгие

годы всей этой не моей, а чужой жизни, Игорь Иванович!

– Слава! Давай живее! Ты куда девался вообще?! Как сквозь землю!..

Полковник, прислушиваясь, остановился подле меня… точнее, – подо мной. Но я прижался к

стене и застыл, цепляясь за крепления проходящей поверху проводки. Полковник резко вдохнул и

придержал дыхание, продолжая вслушиваться и всматриваться. Но я затаил выдох и зажал сердце

предельно напряженным прессом, заставляя его, часто стучащее, замереть и хоть как-то

замолкнуть. Полковник проворчал что-то под нос и просветил простенок почти посаженным

фонарем. Но я в своей черной форме скрылся от света среди спутанных сплетений старой электро-

паутины. Эх, Игорь Иванович, знаю я, что проводка старая, что изоляцию здесь невесть сколько лет