Евгений Шкиль - Стражи Красного Ренессанса

Но проблемы так просто не уходят. Следующие поколения быстро позабыли и о Шиллере и о Гете, и о стене. А приезжим это тем более было неинтересно. Началось новое размежевание, новый раскол. Не привнесенный извне, но созревший изнутри.

И вот нате, пожалуйте: четыре из двенадцати районов Берлина огорожены Новой стеной. С колючей проволокой, вышками, пулеметными гнездами, камерами наблюдения, бригадами быстрого реагирования и прочими интересностями. И такие же закрытые зоны имеются в Гамбурге, в Мюнхене, в Кельне и в прочих городах и сельских территориях. Уже не первый десяток лет существует две Германии. Одна преимущественно турецко — немецкая: чистая, ухоженная с довольно высоким уровнем жизни и другая: убогая, разноплеменная, безродная, тонущая в наркотическом угаре, религиозном фанатизме и нищете.

На какое‑то мгновение Роберт Гордеев теснит Роберта Джордана, и я начинаю думать о том, что, если бы в России остались у власти кремлевские номенклатурщики и либерал — олигархи, у нас могло бы быть что‑то похожее… хотя, нет… намного хуже… намного…

Я подъезжаю к контрольно — пропускному пункту, знаменитому чекпоинту Чарли. Теперь он на квартал левее, чем был сто с небольшим лет назад. Сама стена двадцать первого века огораживает меньшую площадь Берлина, нежели стена века двадцатого. Однако это ничего не меняет: стены создаются для того, чтобы разделять.

Я останавливаюсь, приказываю компьютеру выключить радио. В черных воротах, возвышающихся надо мной гигантским исполином, появляется отверстие, из которого вылазит пулеметный ствол. Я смотрю прямо в дуло и ослепительно улыбаюсь.

Слышится жужжание — машину облетает минилевимаг, формой напоминающий зрелую дыню, но только раза в три больше. Это называется предварительное сканирование. На наличие взрывчатки, наркотиков и прочих запрещенных веществ. Автомобиль мой, конечно же, опознан. Несколько часов назад некий Роберт Джордан покинул Берлинскую Закрытую Зону. Официальная версия: съемка для исторической хроники злополучных районов Нойкельн, Лихтенберг и пригородов столицы; неофициальная: оплата важной информации одному из лидеров панъевропейского подполья, который уверен, что его финансируют американцы, а не русские.

Минилевимаг, наконец, заканчивает сканирование, пулеметный ствол исчезает, и ворота, тяжело скрипя, расходятся. Я въезжаю внутрь чекпоинта. Здесь весьма просторно, но неуютно. Голые стены, высокий потолок, абсолютно гладкий пол, и все это какого‑то отвратительно коричневого цвета. Одним словом, гигантский куб, выкрашенный изнутри дерьмом. Складывается ощущение, что ты один в целой вселенной, а вселенная эта целиком состоит из каловых масс. Такой вот иллюзорум.

В стене неожиданно открывается проход, и в нем появляется женщина в полицейской форме с валидатором в руках. Невысокая чернобровая смуглянка с вытянутым, не очень красивым лицом. Так как я сейчас Роберт Джордан, то с легким пренебрежением думаю, что она, скорее всего, полукровка. И зовут ее соответственно: какая‑нибудь обермайстер Гюльчатай Доротея Меркель.

Женщина направляется ко мне. Я опускаю стекло и протягиваю ей пластиковую паспорт — карточку. Она вставляет ее в валидатор и ждет несколько секунд, а потом задает глупый самоочевидный вопрос:

— Heißen Sie Robert Jordan? Sind Sie der Bürger von den Konföderierten Staaten von Amerika?

Что отличительно, говорит на правильном немецком, не на канакише или какой‑нибудь другой дряни. Гордится родиной. И ведь, главное, наверняка знает английский, но принципиально хочет показать свою активную гражданскую позицию. Что ж, дорогая Гюльчатай, ты истинная арийка.

Я отвечаю ей с легкой иронией:

— Ja, steht es dort doch nicht geschrieben?

Она смотрит на меня исподлобья с таким видом, как будто я ей только что предложил оральный коитус. Да у тебя комплексы, детка…

— Hier steht es auch geschrieben, — говорит она, пытаясь казаться равнодушной, — dass Sie Geschichtsforscher sind und Deutschland zwecks der Forschung von der Nazi‑Vergangenheit gekommen sind.

На слове "Nazi" голос ее подрагивает, и глазки загораются нездоровым любопытством. Вот он, бич всех полукровок. Почему‑то их всегда намного сильнее остальных интересуют проблемы расизма, нацизма, семитизма, антисемитизма и прочих " — измов", которые делят человечество на сверхлюдей и унтерменшей. У тебя железно комплексы, детка…

— Ja, das stimmt, — я снимаю солнцезащитные очки и ослепительно улыбаюсь.

На Гюльчатай — Доротею это действует самым неожиданным образом. Она краснеет. Оно и понятно: благодаря наномаску, я сегодня блондин с темно — голубыми глазами. Ты ведь, детка, всегда мечтала лечь под арийца, а у тебя из трахарей только чистокровные тюрко — ниггеры… комплексы… комплексы… куда ж без них?..