Увидев, как разнесло затылок товарищу, второй насильник слез с жертвы. На него смотрел преобразившийся белый чудик. Теперь уже без черно — зеленого флага, без глупой улыбки, но с пистолетом и бескомпромиссно жестоким взглядом. Негр понял, что сейчас умрет, и внутри него что‑то съежилось и запротестовало. Спина покрылась ледяным потом, мышцы живота сковало ужасом, а еще ниже напряжение достигло такой силы, что он начал кончать…
Девушка вскочила на ноги, но никуда не побежала. С яростью она взглянула на того, кто пытался надругаться над ней. Теперь он был жалок. Стоял на коленях, вытаращив налившееся кровью глаза, вытянув вперед руки и мыча что‑то неразборчивое. Из расстегнутых штанов торчал дергающийся эрегированный кусок мяса. Раз, два, три — и на асфальте маленькая лужица…
Тошнота подступила к горлу девушки, а нестерпимый гнев сжал сердце. С размаху она влепила ступней горе — насильнику между ног. Тот взвыл, а в следующий миг грянул выстрел. Негр повалился на землю с отверстием во лбу…
Марик не хотел сопротивляться, но медлительный чернокожий простофиля долгие полторы секунды снимал оружие с предохранителя, а потом дрожащей рукой все никак не мог передернуть затвор. Когда же ублюдок, наконец, справился с пистолетом, и навел ствол на противника, инстинкт самосохранения в страже неожиданно взял верх над жаждой смерти. Марик метнул тесак в бандита, который в последний момент успел вдавить спусковой крючок…
Дух увидел, как страж и негр упали, одновременно поразив друг друга. И обоюдоострая боль взметнулась вверх, и обрушилось на бесплотное нечто яростной волной. Психозаготовка начала растворяться. В последний момент она, умирая, успела осознать, что была всего лишь таким же лицедеем или лицедейкой, как и все остальные. Один из актов бесконечной драмы завершился, время игры закончилось, и настала пора отойти в темное закулисье небытия. Мотель, убитые и оставшиеся в живых актеры, сцена, залитая кровью, потухли. Спектакль увенчался успехом. Аплодисменты. Занавес.
* * *
Роберт очнулся. Реальность ударила по глазам. Резко. Больно. До головокружения. Пошатнувшись, он сообразил, что все время боя находился в трансе, в одном из измененных состояний сознания. Но в каком? Раньше ничего подобного Гордеев никогда не переживал. Хренов берсеркер!!!
Звеньевой быстро приходил в себя, с некоторым удивлением обнаружил пистолет в своих руках, а затем, подняв голову, взглянул на мотель. Только сейчас он увидел его название. На крыше стояли восемь черных букв из пластика, вытягивающиеся в знакомое слово: Waterloo.
"Мы выиграли эту битву, — подумал Роберт, — вопреки всему".
Гордеев посмотрел на застреленных насильников и девушку, стоящую возле них. Кроме трусиков и разорванной грязно — белой блузки на ней ничего не было. Стояла августовская послеполуденная жара, но бедняжку бил озноб. Она храбро дралась, словно львица, а теперь ее накрыл страх. Так бывает.
"Последняя гренадерша Республики, — мелькнула глупая мысль, — последняя настоящая женщина, последняя истинная француженка…"
Обхватив себя руками, трясясь, она беззвучно повторяла одни и те же слова: "merci bien… merci bien… merci bien…"
— Оденься, — сипло произнес Роберт по — русски, — слышишь? Оденься…
Вряд ли девушка знала русский язык, но все же каким‑то образом поняла, что от нее хотят, подняла с асфальта джинсы и принялась их натягивать на красивые стройные ножки. Вдруг она замерла, глаза ее расширились.
Гордеев посмотрел туда, куда с ужасом взирала девушка. На сером асфальте валялись два джихадиста: один без сознания со сломанной челюстью, другой с тесаком в горле, а недалеко от убитого… лежал Марик. Грудь его была залита кровью.
"Попадание в район сердца", — сообразил Роберт, подбегая к товарищу.
К своему великому облегчению звеньевой нащупал слабый пульс.
— Дверь! Откроешь мне дверь! — прокричал Гордеев на все том же русском и, заткнув пистолет за пояс, подняв Марика на руки, устремился к такси.
Француженка оказалась сообразительной. С быстротой лани она обогнала Роберта и сделала так, как он велел. Она помогла затащить раненного на заднее сидение и там осталась. Голова Верзера лежала у нее на коленях. Звеньевой хотел приказать ей пересесть вперед, но передумал. Он на мгновение замешкался. Девушка водила тонкими длинными пальцами по волосам хрипло дышащего Марика. По щекам француженки текли слезы. Скапливаясь на симпатичной родинке под левым уголком рта, они падали вниз. Раз, два, три — и где‑то там, должно быть, получалась маленькая лужица.
Читать дальше