Роман Злотников - Грон. Трилогия

Эсмерея слушала его, забыв обо всем. Этот Измененный, он говорил так, как будто она сама была там, в его мире, сама взлетала к облакам, сама ныряла в воду, расцвеченную всеми цветами радуги, пила терпкое вино, с беззаботным визгом неслась с водяной горки…

— …и все это оттого, что у нас было немного больше времени. Может быть, всего три или четыре Эпохи прошло после тех дней, когда мы жили так же, как вы. Но у нас не было Катаклизма.

Эсмерея очнулась:

— Так вот почему ты мне все это рассказываешь? Измененный усмехнулся:

— Глупая, ты хочешь понять, почему я так упорно бьюсь с Орденом? Вот именно поэтому. Я просто ЗНАЮ, как могут жить люди, если им не мешать, чего могут достичь и на чем споткнуться. Да, эта жизнь не будет раем, но, можешь мне поверить, человек достоин того, чтобы вырваться из этой грязи и перестать быть культурой бактерий на чьем-то предметном стекле. — Он резко оборвал речь и скрипнул зубами.

Эсмерея еще несколько мгновений подождала, не будет ли продолжения, затем осторожно спросила:

— Культурой чего?

Грон тихо рассмеялся и вдруг лизнул палец и ласково провел им по ее губам.

— Так, ничего.

Эсмерея несколько мгновений наслаждалась этой странной и незнакомой для нее лаской, затем инстинктивно вытянула губы и, ухватив его палец, чуть прикусила его. Он поднял другую руку и погладил ее по волосам, щеке, очень нежно, так, как до сих пор ее не гладил никто. И Эсмерея вдруг почувствовала, что ее сердце дало сбой. Он наклонился и прикоснулся губами к ее шее, затем его губы скользнули вниз, задержавшись на синяке, растекшемся по плечу (последний вечер с центором).

Измененный, чьи руки уже нежно ласкали ее грудь, покачал головой:

— Бедная ты моя…

Его губы закрыли ее рот, не дав ей возможности что-то произнести и испортить волшебство. О Творец, ТАКОГО с ней не было еще ни разу. Она привыкла к тому, что секс — это похоть и грубость, что руки, сжимающие ее грудь, делают это больно и нетерпеливо, что ей в лицо бьет вонь изо рта, что лежащий на ней самец сопит и похрюкивает. Она привыкла к этому и научилась получать удовольствие вопреки тому, что мужчины грубы, похотливы и неуклюжи, как псы или кабаны. Но оказалось, что это не так. Что мужчина может быть совершенно другим…

Его руки, казалось, были везде. И они не насиловали, а ласкали, открывая перед ней незнакомые ранее источники наслаждения. О Творец, впервые в жизни с ней случилось это еще до того, как мужчина вошел в нее. И то, что она испытала, стоило тысячи обычных ночей…

А потом он оказался на ней и, заглянув ей в глаза, произнес:

— Закрой глаза, в эту ночь я сделаю тебя счастливой. — И на нее рухнули звезды…

Сбагр окинул настороженным взглядом окружающую пустыню и вновь уставился на гладкую поверхность возвышающейся перед ним Скалы. Наконец-то они достигли цели, к которой шли все эти десять лет. Вот только он не чувствовал от этого никакой радости. Потому что для него это означало — предать Командора. Пусть даже Командор хотел этого сам. О боги, как все перевернулось!

К исходу первого дня они остановились на отдых в небольшом распадке. Сюда уже долетало дыхание Великой пустыни. Горы почти кончились. Завтра они должны были выйти в пески.

Сбагр выбрал этот распадок оттого, что на его дне был родник. Демонстративно не замечая Грона, он отдал распоряжения по устройству лагеря, а сам уселся на камень точить меч. Он делал это каждый вечер вот уже на протяжении двадцати лет. И не было занятия, успокаивающего его больше, чем вот так водить точильным камнем по надежному лезвию. Грон подошел неслышно и сел рядом. Сбагр не подал виду, что заметил это. Некоторое время они молча сидели, один занятый своим делом, а второй вроде как не делающий ничего особенного, но тем не менее одним своим присутствием раздражающий первого. Наконец Сбагр не выдержал и, ухватив меч за рукоять, повернулся к Грону:

— Чего тебе надо, Измененный?

Грон встретил его злой взгляд абсолютно спокойно:

— Почему ты так нервничаешь, Сбагр?

— Я? Мне абсолютно плевать на тебя, если б ты не маячил у меня под носом… вернее, я с удовольствием перерезал бы тебе глотку…

— Ну так что? — Грон усмехнулся. — Почему же ты этого не делаешь? Неужели из-за страха перед ней? — Он коротким кивком указал на Эсмерею, которая с крайне независимым видом наблюдала за двумя солдатами, впервые за все время с момента бегства из Ллира устанавливавшими для нее походный шатер.

Раньше его устанавливали всего один раз, четверть назад, когда небо побаловало горы редким дождем, да и она оказалась в этом шатре только для того, чтобы удовлетворить похоть центора. Сбагр криво оскалился. Страха не было, был расчет. Весь сегодняшний день Сбагр прикидывал, что произойдет, если он приведет Грона к Скале лично, в одиночку. Конечно, надо было еще отыскать дорогу до Скалы, но эта задача представлялась Сбагру не очень сложной. Как добраться до Сумерка, он уже знал, а там достаточно отыскать кого-нибудь, кто имеет отношение к Ордену, и сообщить, что в его руках находится Измененный, и проводник найдется сам. Хотя… За время этого путешествия он достаточно насмотрелся на порядки в Ордене. И вполне могло бы случиться так, что после его сообщения об Измененном остатки его отряда однажды утром не проснулись бы, попив с вечера вкусного вина или отведав доброй стали, а Измененный продолжил бы свой путь с каким-нибудь другим сопровождением или тоже не проснулся бы вместе с ними. Во всяком случае, он сам трижды подумал бы, прежде чем пропускать Измененного через все линии охраны и защиты Скалы. Однажды тот уже показал, чем это может кончиться. Тем более что он сам вышел им навстречу, а чем еще может быть вызван такой поступок, как не желанием без потерь преодолеть защиту, а уж потом… Впрочем, в Скале это неизвестно. Да и бойцы Измененного… Хотя за прошедшие сутки никто из его ребят так и не обнаружил ни одного из них, но это совершенно не означало, что их нет…