Роман Злотников - Грон. Трилогия

— Но почему именно сейчас? Почему бы тогда не добраться до Скалы и уж там…

Грон мотнул головой:

— Нет, не забывай, даже если я уничтожу Творца, останется еще Орден. Если мы просто откроем охоту на Посвященных, то только усилим Орден. Да, без помощи Творца он лишится большей части своего могущества, но главное останется — останутся люди, причем лучшие, самые преданные, самые живучие, хитрые и изворотливые, и… память, память о могуществе. Поэтому уничтожить Орден можно только изнутри. И сделать это способен только человек, который знает об Ордене все.

Кремень минуту молчал, обдумывая сказанное Гроном, затем пробормотал:

— Значит… ОНА? Грон кивнул:

— Да. И сейчас самый удачный момент повернуть ситуацию так, чтобы эта Посвященная вцепилась в глотку Ордену, даже не подозревая, ЧТО она делает с ним. Знаешь, — сказал он задумчиво, — в моем мире существовало одно очень могущественное государство. Оно просуществовало тысячи лет, переживая взлеты и падения, победы и поражения, пока наконец во главе его не встала женщина, добившаяся своего величия и власти одним известным нам путем. Ее звали императрица Цыси. И страна быстро превратилась в смесь борделя с камерой пыток и упала в руки своих завоевателей будто сгнивший плод. — Грон помолчал. — ОНА пройдется по Ордену частым гребнем. Они не смогут простить ей того, что именно она пленила меня, и оскорбят ее так, что потом она будет беспощадна к Ордену. Даже если сумеет добиться своего и возглавит его.

— Но сейчас…

Грон понимающе кивнул. Булыжник очень хорошо прочитал по следам, ЧТО и КАК вытворял со своей Госпожой горгосский центор на каждой стоянке.

— Тем лучше. Перед хорошим боем бойцового пса нарочно злят. Так что центор сейчас делает нашу работу. И я не думаю, что после моего появления он проживет сколь-нибудь долго. Эта женщина помнит зло. О, в этом она одна из первых. И, я думаю, сейчас она каждый день дает себе слово, что, как только вернет себе власть, больше никогда в жизни не допустит того, чтобы рядом с ней оставался человек, способный ввергнуть ее в такое состояние, как нынешнее. И это лучшая гарантия того, что она действительно уничтожит Орден…

Лагерь Посвященной они отыскали за два часа до рассвета. Джуг издалека почуял запах костра и молча обнажил клыки. Кремень остановился и вскинул руку над головой. Булыжник, шедший в десяти шагах позади него, замер и жестом передал по цепи, что впереди опасность. Спустя минуту рядом с Кремнем появился Грон. Пару мгновений он всматривался в темноту, насмешливо улыбнулся и показал рукой куда-то вперед и чуть влево. Кремень вгляделся. Похоже, горгосцы были основательно измучены маршем. Центору хватило ума поставить часового не у потухшего лагерного костра, а шагах в ста от него, но часовой уснул, привалившись плечом к старому кедру. Грон указал на него Кремню движением подбородка, и сержант, коротко кивнув, двинулся вперед, на ходу обнажая нож…

Эсмерея проснулась, когда все уже встали. Вчера ей пришлось выдержать тяжелый вечер. Центор отрывался по полной программе, так что к сегодняшнему утру она щеголяла разбитой губой и несколькими синяками на руках, груди и лодыжке. Впрочем, большинство из них она заработала еще на прошлых стоянках. Но боль и оторопь, вызванные столь резким падением, уже остались в прошлом. Что ж, однажды она уже прошла путь от самого низа до вершин власти, и центор даже не подозревает, ЧТО она может вытерпеть. А главное — что ждет в будущем его самого… если у него еще есть хоть какое-нибудь будущее.

От вновь разгоревшегося костра послышался голос Сбагра:

— Эй, Гнугр, пойди подмени часового. Пусть тоже пожрет. Скоро выходим. — И после короткой паузы: — Эй, ты, Посвященная, иди есть!

Эсмерея молча поднялась с земли. Что ж, ей надо быть благодарной хотя бы за то, что Сбагр не разбудил ее пинком. Впрочем, он явно был умнее центора и понимал, что, когда они доберутся до Скалы, все еще может перемениться…

Не успела она сунуть в рот первую ложку уже остывшей похлебки, как с той стороны, куда ушел Гнугр, донесся крик. Сбагр вскочил на ноги, и в тот же миг над поляной, где они расположились на ночной отдых, разнесся рев центора:

— К оружию! В каре, в каре!

Горгосцы забегали, лязгая латами, грохоча щитами и торопливо выстраивая защитный строй, а Эсмерея неотрывно смотрела на высокую мощную фигуру, нарисовавшуюся рядом с высоким кедром. Измененный стоял в расслабленной позе, сложив руки на груди и привалившись к кедру плечом, и смотрел на всю эту суету. Эсмерея несколько мгновений напряженно всматривалась в этого человека, потом отложила ложку и, поднявшись на ноги, направилась к нему.