Саня потянулся, подмигнул коминсу и назвал номер Любочки, секретарши шефа:
— Любаша, деточка, я там писульку послал. Не тебе, конечно, упаси бог, тебе я писульку посылать не стану — сам приду. Да, с цветами и шампанским, ладушки? — зачастил он без пауз, почти так же быстро, как наговаривал свои репортажи. — А ты уж, рыбонька, будь добра, намекни старику, чтоб просмотрел быстрее. Того стоит. А с гонорара я тебя, так и быть, на моцион приглашаю. Ладушки? Ну ты моя умница, целую. Забегу сегодня на пистончик, ладушки? Ну, пока… Да я сейчас по делам помчусь. Волка ж ноги кормят.
Малышев выскочил из своего крошечного кабинетика на первом уровне торгово-офисного центра “Глобал” и со всех ног помчался к лифту. Он не числился ни в одном информационном агентстве, сотрудничая тем не менее почти со всеми, имел неплохую репутацию и относился к своего рода наркоманам, для которых погоня за сенсацией составляла практически весь смысл жизни. Факт ради факта, никаких ангажементов, голая информация. Срочно. Горячо. Невзирая на лица. Слово “слухмейкер” ни в коем случае к нему не подходило. Малышев всегда очень требовательно относился к источникам информации. Сегодня у него было назначено несколько встреч с коллегами, тоже засветившимися на аналогичной тематике, потом конфиденциальный разговор со знакомым нейробиологом насчет реальности подобного обессмерчивания. Еще надо успеть на пресс-конференцию атташе президентской Администрации — подбросить острый вопросик. День только начинался, а когда он закончится — Малышев не имел ни малейшего представления.
Влетел в паркинг, на бегу снял охрану со своей “Лады”-“шестерки”, но юркнуть в салон было не суждено — путь преградили словно выросшие из-под земли здоровые волчеглазые мальчики в черном:
— Господин Малышев?
— А то вы не знаете, — съязвил не переваривающий чуть ли не на генетическом уровне всех этих наглых “особистов”-парий журналист, пытаясь все же миновать преграду.
— Вы арестованы. Вот ордер на ваше задержание и препровождение в райотдел.
Сбоку возник еще один волчеглазый в штатском, как понял Саня — старший.
Малышев взял предъявленную карту, активировал ЧИП и придирчиво ознакомился с содержимым. Как все его коллеги, он был достаточно подкован по части прав и свобод, ревниво относился к их соблюдению. Ошибки не было — ордер оформлен идеально, ЧИП среагировал на именно его генокод. Не придерешься. Выходит, встречи сегодня, придется отменить.
И все же он попытался взбрыкнуть:
— В чем дело? У нас, в конце концов, правовое государство. Я ни в чем не виновен.
— Разберемся, — отчеканил старший. Сделал знак, и Саню стиснули с двух сторон твердые плечи драбантов. Черный оперативный флаер возник из глубины паркинга, как привидение. Словно огромная бесшумная рыба-хищник. Будто акула.
В салоне Саня осмотрелся:
— Надеюсь, вы не станете оспаривать мое право на один звонок?
— Прошу, — старший чуть дернул уголком рта, как бы намечая улыбку. — Имеете полное и неоспоримое право, господин журналист.
“А ведь он эти слова чуть ли не выплюнул, — подумал Саня. — Не любят нашего брата “псы”, а чего не любят? Не понимают, что без нас государство рухнет, как карточный домик… Кому же позвонить в первую очередь?”
— Любаша, детка. Опять я. Отмени, пожалуйста, все мои встречи… — Коминс показывал без двух одиннадцать, Курбанова уже не поймать, зря только прождет в “Аннушке”, время потеряет. — И позвони Сергачеву, я тут арестован. Пусть подъедет в… Куда вы меня везете? — обратился он к старшему группы.
— В “Аннушку”, господин Малышев. В “Аннушку”. У нас еще ордер на арест господина Курбанова.
“Так. И это знают. Курбанов тоже публиковался по бессмертию. Очень похоже на завинчивание гаек. Тогда изолируют всех и будут трясти насчет источников информации. Но ничего, наша братия найдет, чем ответить. Ох и шуму же будет!”
— В какой райотдел?! — уже чуть повышая тон, проронил Саня.
— Центральный, Москва-В7. Вряд ли у вашего адвоката есть туда допуск. Пусть обращается с ходатайством.
— Слышала, Любаша? Меня нагло похищают, препятствуя реализации права на адвоката. Скажи старику, пусть это пойдет в дневных новостях. Курбанова тоже. Целую в пупочек…
Старший крепко сжал Санино запястье, нажав сразу на все кнопки коминса, и оборвал связь. Саня попытался вырвать руку, вскинулся, как Конек-Горбунок из сказки, но сказать что-либо не смог — горло перехватил спазм, на глазах от боли навернулись слезы. Драбанты смотрели на него безучастно, как на пустое место, и Сане стало немного жутко. Он почувствовал себя совершенно беспомощным. Впервые в жизни.
Читать дальше