Андрей Сердюк - Дороги Младших Богов

А принципы — это такие сваи железобетонные, которые модифицированию не подлежат. Да к тому же это не просто сваи и всё, а такие сваи, существование которых нужно всё время доказывать. И себе, и другим. А если не доказывать, то они махом куда-то исчезают — ага, испаряются — и всё твое здание-мироздание кособочится, расползается и рушится. Складывается внутрь карточным домиком. Фух — и как и не было. Не расслабишься тут, короче, не забалуешь.

Такие дела.

Странно, конечно, тут же помыслил я, что мир зиждется на зыбких выкрутасах нашего растревоженного сознания. Но тут уж ничего не попишешь. И не переиграешь. Не нами эти правила придуманы — не нам их и менять.

Хотя на самом деле — кому же, если не нам?

Придя к таким вот запутанным и безрадостным выводам — а вернее, ни к каким так и не придя, — я поерзал обреченно по сиденью и, нащупав положение поудобней, закемарил.

И еле различимый мир окончательно растворился для меня в своей изначальной темноте…

Проснулся я оттого, что перестал ощущать движение.

А когда открыл глаза, увидел через стекло, заляпанное останками ночных мотылей, что машина наша продирается сквозь облака.

В первое мгновение подумал, что — мама родная! — летим, но потом, проморгавшись, сообразил: стоим на какой-то сопке или горе, а низовая хмарь или клочья утреннего тумана стремительно наползают на нас и, подхваченные ветром, проносятся мимо.

Так всё оно и было.

Потом огляделся и обнаружил, что в салоне, кроме меня, никого нет. Тогда я тоже вышел. И сразу обалдел — передние колеса нависали над пропастью. Точнее, выехали они за край высоченного скалистого берега небольшой, но бойкой речушки, которая где-то там, далеко внизу, энергично продиралась по своим делам между огромных валунов.

Серега стоял у машины со своей стороны и, скрестив руки на груди, смотрел на восток, где над рубленой линией поросших хвоей гольцов набухала бледно-розовым полоса рассвета.

— Где мы? — спросил я и зевнул.

— Не знаю, — ответил Серега, — на триста первом свернул, а потом рулил в темноте, куда рулилось. Вдоль этих вот монгольских гор, но с нашей стороны.

— Ясно. А где Гоша?

— Магоша? — переспросил Серега, с неохотой отрываясь от созерцания впечатляющей картины пробуждения диких пространств. — Там где-то… Штормит его.

— Ясно, — понимающе кивнул я. — И что дальше?

Серега не стал объяснять. Подошел к багажнику, на грязной крышке которого всё еще была видна корявая надпись «Помой меня», уперся обеими руками и попросил:

— Помоги. — И я помог.

Впрочем, особо напрягаться не пришлось — законы физики сработали прекрасно. Когда движок перевесил всё остальное, машина клюнула носом и полетела вниз. Перевернулась в воздухе два раза и грохнулась на камни. У меня аж копчик заныл в момент удара. Сильная, надо сказать, штука.

— В кино обычно взрывается, — заметил я, глядя на груду металла, которая несколько секунд назад была трехлетней тачкой со смешным пробегом по России.

— Так бак пустой, — пояснил Серега этакий афронт.

И в этот момент машина взорвалась — мы оба непроизвольно шарахнулись от края.

— А в сервисе сказали, что датчик отрегулировали, — укоризненно покачал Серега головой.

— Ты им, криворуким, больше верь, — усмехнулся я.

Пламя охватило машину и стало выжирать всё самое вкусное.

— Между прочим, сгорает выхлоп с двенадцати вагонов первого сорта, — скалькулировал я навскидку.

Серега скривился:

— Мелочи. Нужно будет — еще заработаем. Или мы не средний класс?

— Средний, — согласился я. — Основа общества. Опора режима. В вышло ему дышло.

— А потом, мы же сейчас на волю, — напомнил мне Серега. — А на хрена нам на воле все эти кандалы?

— Ну если на волю, то да, кандалы на хрен нам там не нужны, — согласился я и с этим.

А после достал свой мобильник и швырнул его вниз, стараясь угодить в пламя. Мол, лети, родной, ко всем чертям вместе со своим разводящим буратинок на бабло тарифным планом.

И сразу почувствовал, как приобрел еще одну степень свободы.

Серега одобрительно хмыкнул и — гулять так гулять! — повторил мой подвиг.

И тут, как раз в тему, нарисовался из кустов с пустым вопросом Гоша:

— Эй, чего вы здесь творите?

И, увидев весь этот остро пахнущий жареной резиной натюрморт в пейзаже, вмиг протрезвел.

— Fuck your mother all to hell! — вырвалось у него. — С ума, что ли, сошли, уроды!

— Не поминай маму всуе, — спокойно посоветовал ему Серега.

— Мне через три часа на само… Где моя борсетка, уроды?