Алексей Штейн - Ландскнехт. Часть вторая

Врач, низенький седоусый дядька, придирчиво хмыкнул, осмотрел меня, залез пальцами чуть не в глаза, велев смотреть вверх — вниз — в стороны, потребовал достать пальцем нос, потом встать ровно и вытянуть руки, закрыв глаза, проворчал что‑то, и велел идти за ним. Подхватил я кружку и миску, сунул в сумку, ее на плечо, и поплелся следом, придерживаясь за стену, толком и не попрощавшись с остальными. Шли недалеко — подождал в галерее, жадно дыша свежим воздухом из амбразуры, пока врач осмотрел соседний каземат (или все же палату, чорт его поймет, как правильно), а потом санитары завели меня в небольшую каморку, больше всего напоминавшую купе поезда. Четыре койки, столик… с недурственным таким натюрмортом. И Компания — Варс, Барген, и, надо же, лейтенант Фаренг. Полусидит на правой нижней койке, грудина и рука забинтованы. И, походу, с утра уже принявши. Врач только поморщился, но спросив его про здоровье, меня вперед подтолкнул.

— Господин лейтенант — я этого солдата выписываю, сам, видите ли, просится. Вы его видеть желали — вот он. И, если желаете здоровье поправить — благоволите не нарушать лечение и не злоупотреблять… — и недовольно поморщившись, вышел

— Благодарю, господин батальон — лекарь! Всенепременно учту! — вслед ему говорит лейтенант, а потом еще, не вслух уже, добавляет, очевидно, что‑то маршрутоуказующее. А потом на меня взгляд переводит — Здорово, воин.

— Здравия желаю, вашбродь! — но попытка козырнуть едва не привела к неприятности — резковато как‑то рукой махнул и выпрямился — и едва не упал, закружилось все снова — Виноват, вашбродь…

— Э, а ну, давай его! — сержанты уже меня придержали, а лейтенант командует — сади его, ребята!

Содют, меня, значит, за стол, и я еще голову ловить пытаюсь — а в руке уже аршин. И по запаху понимаю, что льют в него не вино совсем. Хорошо хоть, не много, с четверть.

— Ну, что… давайте, братцы, за всех павших — командует Фаренг. Делать нечего, и приходится, выдохнув, глушить эту гадость. Сивуха, конечно, но ничего, прошло нормально, тем более кто‑то подсунул в руку кусок мяса — очень недурная грудинка, похоже. Голова опять закружилась, но уже иначе. А лейтенант, сфокусировав на мне взгляд, продолжает — Значит, ты решил в командиры податься?

— Виноват, вашбродь — стараясь в языке не заплетаться, отвечаю — Я ж не подумал. Просто, место службы менять не хотел. Привык я как‑то.

— Привык?! — Не, вы это слыхали?! — Привык он! — минуты две еще все трое ржут, как резанные, что даже санитар опасливо в дверь сунулся. Потом, утирая слезы, лейтенант повторил — Привык… Ох, ну ты и рассмешил… точно ведь, с Севера… Точно, этих, с Севера — если и повесят — сначала ему душновато, а потом — привыкает… Ну да, теперь тебе по — любому придется хорошо себя проявить. Ты уж не оплошай, мой тебе совет. Капитан ваш — он тебе не спустит ни самой малости, чуть что — все припомнит.

— Буду стараться, учту, вашбродь — отвечаю, а сам уже трехэтажно поминаю, что меня дернуло попроситься обратно в роту. Вижу, что Варс здоровой рукой к здоровенной квадратной бутыли с чем‑то янтарно — желтым тянется, и осмеливаюсь вякнуть — Позвольте отказаться от спиртного — не могу сейчас употреблять, вашбродь, голова еще кружится.

— Ладно — машет рукой Фаренг — Демоны с тобой, не пей, а мы еще немного, и пока хватит. А ты вот что. Раз выписали — ступай к капитану, а то он враз тебе устроит. Но сначала, вот что еще…

Лейтенант лезет рукой куда‑то под койку, но получается плохо, Барген помогает, как может, у него руки целы, а вот башка забинтована — говорили вроде — без уха остался, отстрелили. Достают они таки полевую сумку, и порывшись в ней, лейтенант достает что‑то, протягивает мне — Вот тебе, воин. По праву носи, оно вроде как и не положено не моим солдатам выдавать — а с другого боку — все правильно — ты же каземат сжег, значит, имеешь право.

— Рад стараться, вашбродь! — на автомате отвечаю, и смотрю — чего он мне там протягивает. Однако — ленточка узкая, красно — черная. Кажется, видел я такую у кого‑то из штурмовиков, на плече нашита.

— Это почетная лента за атаку огнем — официально называется 'Кровь и Земля' — а у нас ее все кличут 'Горелое Мясо' — ну, ты уж и сам видел, поди, почему. Нашьешь себе на рукав. И в бумаге я официально тебе напишу, чтоб никакая тыловая тварь не посмела придираться.

— Рад стараться! — снова повторяю — а чего еще сказать‑то?

— Ну, ладно. Иди к капитану — если будет ворчать насчет выпивки — на меня скажешь, мы с ним решим… — Да, погоди‑ка, вот еще что. Ты скажи, откуда ты огнемет знаешь?