Максим Дрончак: Человек, который хотел всё исправить

С пола мы поднялись практически синхронно. Я, одновременно разворачиваясь в сторону капсулы, а Бонд – стирая кровь с лица и помогая себе второй рукой. До стеклянной дверки я добежал, казалось, за два прыжка, несмотря на то, что до нее было метров десять. Мне не удалось затормозить, и я врезался в кабинку. И тут же сзади меня на меня навалился Андрей Николаевич. Схватив меня за волосы на затылке, он сильно ударил меня головой об твердое стекло. Из глаз посыпались искры, а уши заполнил пронзительный звон. Ничего не видя, я начал шарить правой рукой по дверце, пытаясь нащупать пульт. В этот момент тяжелый ботинок врезался мне в ногу сзади колена. Удар был сокрушительным, я буквально каждой клеткой тела ощутил боль, разошедшуюся от разрываемых связок. Но, даже падая, пытался найти кнопку. И мне это удалось. Скользнув по гладкому пластиковому кругляку, пальцы вдавили его в пульт. В этот момент Бонд еще раз ударил меня головой об дверцу. «Держись! Держись!» – закричал Голос. Вероятно, он все же обладал какими-то неизвестными мне возможностями, а может и нет, но в любом случае мне удалось остаться в сознании и после этого удара. Размазывая кровавый отпечаток собственного лица на стекле, я дотянулся до ручки и наконец позволил себе спокойно упасть, собственным телом отодвигая дверцу. Воротник на куртке натянулся и затрещал, сдавливая мне горло. Уже не обращая внимания на такие мелочи, я протянул руку с зажатым кулаком внутрь кабинки. Неоновая подсветка становилась все ярче, где-то под капсулой все громче нарастало гудение, переходя в шипение, а затем в пронзительный свист. Последнее, что мне удалось увидеть, это как раскрывается моя ладонь, как падают с нее флешка и зажигалка. И черный автомобильный брелок, словно царь горы, остается один. Но в это мгновенье появилась огромная волосатая рука, которая стремительно схватила меня за запястье. Просто удивительно, как быстро начинают двигаться люди в критические моменты. Не успела еще падающая зажигалка коснуться пола, а я уже отвел руку, одновременно сдвигая пальцы. И нажал на кнопку. Это не было сознательным действием. Это был бездумный рефлекс, инстинкт самосохранения, фол последней надежды. Последнее, что я услышал, был отчаянный вопль Голоса:

– Не нажима-а-й!

Мгновенно наступившая тишина обманчиво дала надежду, что не случится ничего плохого. Но, как и все прочее, продлилась она ровно один миг. Следом раздался оглушительный грохот. Вся центральная часть лаборатории взлетела вверх, утопая в огненной вспышке, разрушаясь на куски и смешиваясь в одну большую черную мешанину взрыва. Мгновенно оглохнув, и практически ослепнув, я все равно продолжал оставаться в сознании. Может быть вновь благодаря Голосу, только теперь это было не благом, а мукой. Я в полной мере прочувствовал всю силу взрыва. Как тело становится невесомым, подлетая к самому потолку, как ломаются кости по всей нижней части, как тысячи мельчайших раскаленных осколков сдирают кожу с лица. Вместе с огромной частью лаборатории я провалился вниз, в подземный гараж. И прекрасно чувствовал, как мое изломанное, изорванное тело падает на твердые острые куски бетона. И как сверху меня засыпает горящими частями техники, рассыпающимися обломками и осколками стекла…

Глава 46

В тот момент я умер. По крайней мере ни капли в этом не сомневался. Вокруг было темно, тихо и… Пусто, что ли? Не в том смысле, что я ничего не видел, не слышал и ни к чему не прикасался. Не было даже намеков на все эти чувства. Даже лишившись своего тела, тогда, после первой активации большого ретенсера, у меня было больше обратной связи с внешним миром. Сейчас же не было вообще ничего.

Но нет, как выяснилось, жизнь все еще продолжалась. Темнота, окружающая меня, начала постепенно рассеиваться и стало ясно, что это не мрак загробного мира, а плотное облако дыма и пыли. Мощные системы вентиляции гаражного помещения Корпуса разрывали это облако, истощали его, выбрасывали за стены. Словно колоссальных размеров организм пытался очиститься от внезапного загрязнения.

Слуха не было. Все звуки теперь превратились в один тихий-тихий звон, который одной нотой непрерывно звучал где-то прямо в мозгах. Так же я не ощущал ни запахов, ни вкуса. Зрение еще оставалось, но очень слабое: больших трудов стоило сфокусировать на каком-нибудь объекте. А вскоре стало очевидно, что вижу я только одним глазом – левым. Второй застилала пелена.

Я вдруг увидел Бонда. Вернее, только часть его. Перед самым моим лицом лежала белая, в бетонной пыли, рука со скрюченными пальцами. Чуть дальше – плечо и затылок с коротко стриженными волосами. Все остальное тело было погребено под тяжелым куском плиты. Не знаю к чему, но первая мысль, которая появилась в голове, это: как Андрею Николаевичу удалось так странно вывернуть руку?