Стук колёс поезда навевал тоску. Уже два часа он пытался заснуть, ворочаясь на полке в пустом купе. Сутки в пути утомили его, но все попытки заснуть ни к чему не привели. Наполовину прочитана книжка, прослушан плеер, выкурена пачка сигарет.
Что делать дальше – он просто не знал. А до Питера было ещё далеко.
Остались только вопросы. Зачем, для чего, нет ну почему? Бросить всё, семью, друзей, родной город и поехать в Питер. Для чего? Поступать в институт, глупость: за спиной уже три курса своего родного Универа. Может, разбитое сердце, наивно; всё у него с сердцем в порядке, никто даже не пытался дотронуться до той кучки пепла, что и являлось его душой.
Непонятный зов звал его в Питер. Сначала он был почти незаметен, но в последний год он поглотил все его интересы и планы. В голове было только одно слово: Питер. И все случайности стали подводить его к этой поездке. Непонятно откуда стали появляться деньги, мать вдруг сказала, что в Питере живёт её двоюродная сестра, а одна ссылка в Интернете вывела его на сайт «Российской Академии Истории и Философии» и решение возникло внезапно – еду и поступаю.
Только вот зачем? Что за непонятная сила сорвала его с места и изменила уже почти сложившуюся судьбу. Его судьбу.
Он не был ни по натуре, ни по духу странником или перекати-полем. Новизна импонировала ему лишь в малых дозах. Сейчас уже поздно было о чём-то спрашивать у самого себя. Всё решилось в тот момент, когда поезд тронулся с вокзала. Была, правда, дурная мысль соскочить на безлюдном полустанке и вернуться домой, но это действительно была дурная мысль.
Вначале он выходил на всех крупных стоянках, смотрел на людей, отбивался от торговцев, пускал дым сигарет в воздух чужих городов. Всё это стало туманным бессюжетным фильмом с перерывами на перегонах.
Запомнилась только одна остановка. Была ночь, и шёл проливной дождь, впервые он столкнулся с этим явлением вне стен знакомых улиц. Пустой перрон, лужи, одинокие проводницы у дверей вагонов. Сигарета намокла, и дым приобрёл незнакомый вкус. Что-то сильно кольнуло в груди, стало больно и грустно… Всё, это последняя станция в его жизни, иди куда хочешь, поезд уже не тронется, так и останется ржаветь под этим бесконечным дождем. Нет людей, только картонные фигуры, оседающие под действием воды. Опять в голове роились глупые аннотации.
Но прозвучал отрывистый гудок, и шевельнувшаяся проводница сказала:
– Садитесь, отправляемся…
Просто дождь на пустом перроне, просто плохие предчувствия, просто устал от дороги.
Хотелось душевной весны, обновления. Хотелось не бояться завтрашнего дня, знать, что и завтра всё будет без резких скачков и падений. Просто плыть в середине спокойного потока и поглядывать на небо, где его уже ждут.
Сон всё же пришёл в половине первого ночи.
***
Снятся ли сны поездам во время длинных перегонов, она не знала. А вот ей сны не снились никогда, ни дома, ни в Питере, ни даже здесь в поезде.
За окном была ночь и тёмные предгорья Урала. Половина страны промелькнула для неё за два дня, да и неинтересно ей было смотреть на чужие вокзалы, насмотрелась уже и в первый, и во второй, и в третий, и во многие другие разы. Единственное её желание было попасть домой. Усталость от столиц накапливалась уже в течение года и мешала нормально думать, разговаривать с людьми и даже учиться. И вот неделю назад она решила: всё, хватит, пора домой, к унылым домам спальных районов, к пустой квартире, где можно закрыться и никого не видеть и не слышать. Засыпать и вставать одной, редко ходить в магазин, лежать и смотреть в потолок, слушать музыку, которая действительно ей нравится. И никаких ночных клубов, хаоса, рейва, травки, колёс, вин, коньяков, водки, коктейлей, новых знакомств. И на хрен всю учебу, она в академическом отпуске – или просто сбежала.
В голове просто выключили свет.
На соседней полке сопел парень. Садили его на какой-то деревенской станции, в дым пьяного. Мать с отцом быстро купили постельное, быстро застелили, быстро уложили и ушли. А парень как упал, так и спит. Только раз пробормотал во сне что-то про Генку и собачий глаз.
Ни разу он на неё не посмотрел, ничего не сказал ей, но всё равно вносил дисбаланс в её состояние. Нервы сдали окончательно. Все люди стали для неё врагами. Очень сильно хотелось домой.
***
Рельсы содрогались под его весом, неся его голос за горизонт. Торможение, ускорение. Щекотка на стыках. Гудение проводов – тоже голос, не его, не его братьев, но очень родной. Другие машины поют свои песни для его жизни. Механика во всём – в разговорах, в молчании, в пустоте его электрического сердца.
Читать дальше