Леонид Павлов - Чужой земли мы не хотим ни пяди! Мог ли Сталин предотвратить Вторую мировую войну?

Посол сказал, что сообщенная из Лондона формулировка для него нова, хотя она вполне логична. Варшава стоит на твердой позиции – не входить ни в какие соглашения с одним из своих сильных соседей против другого, то есть ни с Германией против СССР, ни с СССР против Германии, иначе приходилось бы, в зависимости от обстоятельств, просить поддержки то у СССР, то у Германии. Польская политика тогда подверглась бы постоянным колебаниям, например, в сентябре, когда советские войска выдвигались к польской границе и над Польшей летало около 190 аэропланов. Польша все же не просила поддержки у Германии. Хотя Польша выступала тогда против Чехословакии для отобрания ранее принадлежащей ей земли, но она своих действий не согласовывала с Германией. Вообще Польша очень благодарна Чемберлену за его выступление, но она не будет полагаться на внешнюю помощь и вообще в защитниках не нуждается. Гарантии других держав вообще дело весьма деликатное, а тем более гарантии соседей. Если Польша хочет избежать такого положения, то это не должно ставиться ей в пассив.

Подумав, Гжибовский вновь просил избавить его от передачи советского запроса или разрешить ему передать в Варшаву только этот разговор. Нарком напомнил послу, что он только что сам выражал сомнение по поводу английской версии, стало быть он должен запросить Варшаву, верна ли эта версия. Ему остается лишь добавить, что запрос им делается по инициативе Советского правительства. Гжибовский с этим согласился.

По существу замечаний посла нарком ничего не стал говорить до получения ответа из Варшавы, тем более, что посол развивал свои пожелания от своего личного имени, а не по поручения правительства. В порядке теоретической дискуссии, однако, нарком сказал, что аргументация посла не безупречна. Может быть, если говоря абстрактно, вне пространства и времени, положение о неудобствах соглашения с одним сильным соседом против другого верно. Если, однако, рассуждать политически и конкретно, то положение верно лишь тогда, когда оба соседа одинаково миролюбивы или одинаково агрессивны. Когда же нет сомнений в агрессивности одного соседа и в миролюбии другого, действуют другие положения. Агрессивность Германии, вызывавшая до сих пор сомнения у деятелей типа Чемберлена, ошибочно полагавших, что Гитлер озабочен лишь восстановлением нарушенной в Версале «справедливости», и объединением немецкой расы, теперь общепризнанна. Речь ведь до сих пор не шла о соглашении только с соседом, а о международных акциях. Теория о недопустимости блоков или так называемого окружения Германии, уже состоятельна после того, как возник блок агрессивных стран: Германии, Италии, Японии, Испании и Венгрии, куда втянута уже Чехословакия и другие страны. Если же объединенные действия необходимы, то смешно говорить об устранении «соседей», которые могут оказать существенную помощь. Разве англо-французский блок не основан на соседстве? Наконец, объяснение, данное послом не совсем совпадает с формулировкой, которую сообщил Кадоган, и в Кремле хотят знать, какое объяснение своей позиции Варшава дала Парижу и Лондону. Не думает ли посол, что было бы более корректным для Польши свой ответ и объяснения сообщить непосредственно Москве, чтобы она не узнавала об этом через Лондон. Литвинов усомнился в фактах, приведенных послом о передвижении войск и полетах, якобы случившихся в сентябре, которые наркому не известны, так как он находился тогда в Женеве. (Литвинов кривил душой: он просто не мог не знать о том, что командование Красной Армии отдало приказ перебросить к польской границе 40 дивизий с танками и самолетами. – Л.П.). Нарком сказал, что не следует забывать, что Чехословакия находилась тогда под германской угрозой, против которой СССР обязался оказать Чехословакии помощь. Нападение Польши на Чехословакию заставило бы ее вместе с Германией участвовать в общих военных действиях против Чехословакии, а следовательно, против СССР, и СССР должны были принимать меры самозащиты. Гжибовский уклонился от дальнейшей дискуссии на эту тему, и стал уверять, что отношения между СССР и Польшей могут быть доверчивые и хорошие, но что их нужно строить. Он отдает себе полный отчет в затруднительном положении своей страны. Его сильно тревожит положение Литвы после оккупации Мемеля и полученные им сведения о скором объявлении протектората над Венгрией. На вопрос наркома, будет ли Польша и тогда удовлетворена общей границей с Венгрией, посол ответил, что стремление к общей границе было правильным, но вышло не так, как предполагалось, то есть, это была ошибка.