Дмитрий Ахметшин - Патриот

Когда их встречи стали более или менее регулярными, она сказала:

– У меня есть мальчик.

– А у меня девушка, – нашёлся Ислам. Его несёт, как будто бы подхватило бурным потоком, в висках стучит кровь и выпитый энергетик. – Давай их познакомим и отправим гулять?

Улыбается. Излучает лукавство, того и гляди из-под зачёсанных назад волос выглянут рожки.

– Бурная ночь?

– Что?

– Ну, ты так выглядишь. Как будто не спал всю ночь. Извини, конечно…

– Ничего. Я на самом деле ночь не спал. И да, она была бурной. Кувыркался с дискретной математикой. Кто там у нас автор?

– Малинков.

– Вот, с ним и кувыркался. Мужик! Такую дремучую муть написал…

– Сдал зачёт?

– С переменным. На уд.

Исламу не хочется сейчас говорить об учёбе. Над головой носятся тучи, иногда проливаясь дождём, а в просветы, там, где они истончаются до мимолётных облаков, проглядывает солнце. Странная погода, но Хасанову не до её прихотей. Он пытается вычислить расстояние между своей ладонью и Катиной. Что, если подвинуть руку ещё чуток… сделать вид, что не нарочно, хотя о чём это ты: она ведь всё поймёт. Есть моменты, когда чутьё обостряется настолько, что на самом деле чувствуешь это расстояние, проклятые и в то же время обожаемые сантиметры, которые разделяют руки.

С одурелыми воплями носятся птицы, пухлые от мороси воробьи опускаются скопом на какое-нибудь дерево, потом перелетают на другое, и, когда они поднимаются в воздух, дерево роняет на прохожих водопады воды. Машины переговариваются в пробке грудными голосами, громче и приятнее всех гудит старый пузатый фольксваген. Стёкла опущены, и водители жмурятся навстречу всё ещё тёплой и влажной погоде. Ислам думает, что у старых машин голоса приятнее, более грудные, тёплые, как у джазовых певиц-негритянок, и тут же излагает это Кате. Она улыбается, и говорит:

– На самом деле мы с ним расстались. Он уехал в Питер.

– Учиться? – понимающе кивает Ислам.

– В том-то и дело, что нет. Просто уехал, и всё.

– Как это?

– Не знаю, как объяснить. Можешь себе представить, что есть люди, которые родились не там, где должны были?

– Могу. В действительности, таких целая масса. Взять хотя бы моего соседа Яно. Я тебе о нём рассказывал? Родился в Эстонии, учится в России. А душа его разбита на осколки. Один осколок в Мексике. Другой в Испании. Третий валяется где-то на Венере просто потому, что она очень красиво выглядит на фотографиях. Четвёртый носит по рекам и океанам…

– Ты очень хорошо это сказал, – смеётся Катя. – Твой Яно молодец! Но я немного не это имела в виду. Он ни разу не был в Питере, но всю жизнь был уверен, что должен жить именно там. С тех пор как увидел на обложке какой-то тетрадки в шестом классе Неву. Он до самого последнего дня, до отъезда хранил эту тетрадку. Показывал мне – ничего особенного. Пейзаж как пейзаж. Но он с таким восторгом на него смотрел – ты бы видел… Отучился, достиг совершеннолетия, выждал ещё годик и полез исправлять мировую несправедливость.

– Оставив тебя одну?

Ислам тут же устыдился яду и даже некоему злорадству в голосе. Она смотрит на него с удивлением.

– Ты, может быть, не поймёшь. Когда вселенная так измывается над человеком, я готова его простить. Поддерживала его во всём. Да и мы перед отъездом наобещали друг другу, что будем созваниваться чуть ли не каждый день. Писать письма. Он будет мне слать в конвертах свои рисунки… он ведь у меня художник. Знаешь, как рисует? Я тебе потом покажу, у меня всё в сумочке. Карандашные наброски в основном, вырванные из тетрадки листочки, но в них есть что-то такое, – она поднимает подбородок, купает лицо в по-осеннему прохладных солнечных лучах. – Очень классно.

Говорит о своих сердечных делах просто, будто пересказывает зацепивший за душу фильм.

Катя сейчас напоминает героиню ярких французских фильмов, и на тебя тоже что-то надвигается рядом с ней, укутывает пледом, уже звучит бойкая, как ручей, французская речь, пахнет душистой выпечкой, десертом из мандаринов, а глаза слепят неоновые огни вывесок. И щекочут, заползая за воротник пальто, струйки летнего дождя.

Она часто ведёт себя, как будто знает весь свой сценарий наизусть и он её полностью устраивает. Знает, что кино кончится ещё не скоро и в то же время оно стремительно летит к финалу, и она растворяется в каждом моменте, каждой прожитой секунде. Как будто Катя по ту сторону экрана, а ты – по эту. Хочется протянуть руку, коснуться… но боишься почувствовать под пальцами стекло. Ислам снова думает о проклятых сантиметрах, теперь уже с грустью.