Дмитрий Ахметшин - Патриот

– Мы тогда просто играли свои роли, потому что по-другому двум влюблённым людям прощаться нельзя. Оба понимали, что после пары звонков всё утихнет. Утихнет, так и не успев толком начаться. Сейчас такое время, когда люди и на расстоянии могут быть рядом. Слать смски. Слушать голоса друг в друга в трубке… Есть, в конце концов, сеть. Но знаешь, когда ты не можешь позвонить и сказать: «Давай встретимся» – всё меняется. Понимаешь?

На ресницах повисли капельки дождя, и она стряхивает их. Моргает. Словно только что вспомнила, что рядом есть кто-то ещё, кроме собственного отражения в лужах. Хасанов чувствует, как сквозь подошвы туфель сочится холод. Он запихал руки в карманы и погрузил подбородок в шарф. Пока она была где-то далеко, вокруг плескалось море одиночества. Слова тёплые и мягкие, как выводок белых мышат, но чужие. Не для него. Поток мыслей, каким-то образом нашедший выход через рот.

Оно и сейчас никуда не исчезло – это море, чёрное, с клыками ледяных скал. Холодный воздух стекает по носу и губам, высасывает через куртку остатки тепла.

– Конечно, – говорит он, и голос звучит с интонацией трескающегося льда. – И как он там?

– Держится. Снимает крошечную квартирку где-то на задворках. Около рыбного комбината. Устроился куда-то работать, выбивает прописку, думает даже о том, чтобы податься учиться. Но, ты знаешь, все его письма в картинках, которые оттуда, они так и пышут счастьем. Я не знаю, как объяснить… как будто держишь в руках только что испечённый хлеб. Такой румяный и очень душистый.

Глава 4

История с предвыборной компанией скоро получила продолжение. Не для всех, но для некоторых: очевидно, по каким-то критериям они оказались лучшими. Может быть, раздали больше всего листовок.

Хотя Яно ничего не раздавал. Он к тому времени только-только вернулся. Так что, скорее всего, причиной послужили три хвоста у Ислама: он тогда едва начал выбираться из кратера, оставленного кровопролитными боями на полях виртуальных сражений. И два хвоста Яно – по геометрии и английскому языку, нажитые из-за природного раздолбайства.

Так или иначе, их обоих вызвали в деканат, и Валюта предстала пред ними во всём её зелёном великолепии.

– Это очень уважаемый человек, – сказала Нина Михайловна, захлестнув их тросом своего взгляда, обоих сразу. – Не вздумайте его расстроить, ребята. В стенах этого университета слишком много людей, ему обязанных. Если бы не он, вы бы здесь, возможно, не учились.

Нина Михайловна – замдекана, и кличку она заработала любовью к нарядам зелёного, «долларового» оттенка. Вот и сейчас на ней хлопковые брюки цвета нежной листвы. Как некогда заметил Паша: «Посмотришь на свет и увидишь водяные знаки». Нина Михайловна прямая, с тяжёлым могучим лицом и мясистыми руками. Волосы на затылке забраны в тугой пук. Она их не красит, как многие женщины её возраста, и там проглядывают ниточки седины.

– Будете освобождены от занятий на завтра и послезавтра. И конечно же это зачтётся вам на зачёте по выбранному вами предмету.

«Зачтётся на зачёте» значило, что платить за этот самый зачёт нужно будет в разы меньше. Что же, очень неплохо. Но Ислам всё же предпочёл не иметь ни с ней, ни с этим «уважаемым человеком» ничего общего.

– А можно отказаться? – спросил он. – Наверное, найдутся ребята, чьё положение серьёзнее нашего.

– Вы, вероятно, не понимаете всей серьёзности положения, – произнесла Валюта. Подвигала по поверхности стола стопку красных журналов. – Мы обязаны этому человеку, и нам бы не хотелось его подставлять. А вы обязаны нам как вашим преподавателям и наставникам. Радуйтесь, что наш университет даёт вам такую возможность. В семь тридцать будьте по этому адресу. Не опаздывайте, и оба ведите себя, как подобает приличным студентам. Не позорьте наше доброе имя.

– Сдаётся мне, что нас только что наняли кого-нибудь убить, – говорит Ислам, как только за спиной закрылась дверь. Складывает пальцы пистолетиком и целится в Яно.

Яно, похоже, ничего не понял.

– Мы куда-то пойдём? – спрашивает он.

– Забудь.

Вечером они были по нужному адресу. Секретарша провела их в кабинет, щедро обставленный лакированным деревом, и навстречу, скрипнув резным деревянным креслом, поднимается Уважаемый Человек.

Перво-наперво Хасанов видит щегольскую рубашку: словно парус, маячит она перед глазами. И только потом белое лицо, щёки, что затекают в воротник, и губы, что кажутся ещё одной складкой, подобной тем, в которых тонут глаза. Мочки ушей вытянуты, и вспоминается картина Дали с текущим временем.