Георгий КАЮРОВ - В стенах семинарии

Виктор не ответил, и мы опять замолчали. Наше напряжение выдал раздавшийся ниоткуда чих. Мы вздрогнули и остановились, вглядываясь в темные кутки. Виктор зачастил креститься. Руки его заметно тряслись. Пальцы побелели так, что во мраке засветились. С расширенными от страха глазами я всматривался в полумрак коридора. Опять чихнули, но в этот раз я отчетливо уловил направление звука, инстинктивно обернулся на него, вперившись глазами в пол под стенкой. По правую руку, утонув порогом в черноте углубления, располагалась застекленная филенчатая дверь, своей аркой едва доходившая нам до уровня груди. Венцевала дверь металлическая табличка с едва различимой в сумраке надписью старославянским шрифтом «Библиотека» и загаженная временем и насекомыми. Стекла выкрашены в ту же краску, что и сама дверь. Красили последний раз, похоже, в очень давние времена, невозможно было разобрать изначального цвета. Может коричневый?

Не верилось, что за такой дверью располагается библиотека или вообще что-то приличное. В лучшем случае, сырой чулан с ведрами и метлами. Я подцепил дверь пальцами, чтобы проверить, заперта ли она. Дверь, скрипнув, подалась, а нам представился ещё один повод вздрогнуть.

– Заходи-тхи, – прокаркав, чихнули из глубины открывающейся нам неизвестности.

– Заглянем? – вполголоса предложил я, взглянув на побелевшее лицо приятеля.

– Не-е, – запротестовал Глист и собрался улизнуть. – Нам в канцелярию надо, – зашептал он дрожащими губами.

– Чего испугался?

– Я не того… не испугался, – едва живым голосом промямлил Виктор.

– Не дрейфь, – я успел схватить Глиста за рукав и подтянул к себе. – Это же всего лишь библиотека, – подбодрил я товарища и, не буду лукавить, себя тоже. Виктор пытался сопротивляться и отступить, но я крепко держал его руку. Тогда он немо закивал и снова быстро перекрестился.

– Что ты всё крестишься? – зашипел я на него, выдыхая накапливающееся напряжение.

– С богом и в полымя можно…

– Цыц, – не дал я Глисту договорить, увлекая за собою. – Нравится мне Витя у вас. Похоже, учиться будет чрезвычайно интересно.

Чтобы войти в так напугавшую нас дверь, пришлось ступить в черноту ямы, а внутри её спуститься по двум квадратным глинобитным ступеням. Я силой тащил Виктора за собою. Если бы его не охватил ужас и, более того, страх поднять шум и тем самым накликать большей беды, то Глист давно орал бы, как поросёнок перед закланием. Едва пришло мне в голову это сравнение я попытался всмотреться в глаза Виктора. Меня всегда изумляло, – как свинья чувствует, что ее ведут на заклание? У Виктора глаза широко таращились и не мигали.

Мы спустились на самое дно ямы, и всё равно потребовалось пригнуться, чтобы войти. За дверью оказалась еще одна глинобитная ступень. После такого странного входа мы, наконец, очутились в небольшом полуподвале, чуть лучше сырого чулана, в котором вместо ведер и мётел, растянувшись до потолка, стояли в несколько рядов допотопные шкафы набитые книгами. Освещалась библиотека тремя узкими окнами, выходящими в мирскую жизнь через такие же узкие ямы, но уже со стороны улицы. В них мелькали только ноги прохожих, и проходило немного света, по чьему-то решению, достаточного, для семинарской библиотечной жизни. В глубине проходов, между шкафами, виднелся огромный письменный стол, с желтым пятном от света настольной лампы. К нему-то я и потащил приятеля, держа крепко за руку.

Навстречу нам из-за стола поднялась тощая старуха. Она многосложно распрямлялась, и казалось, еще секунда, и обязательно упрется головой в свод потолка, но старуха, наоборот, перегнулась пополам. На столе стояла табличка, указывающая, – перед нами не просто старуха, а секретарь-библиотекарь семинарии. Лицо секретаря-библиотекаря, двери, ступени, шкафы, книги и пол были одного цвета – землисто-коричневыми. Старуха помацала по столу костлявыми клешнями рук и, найдя, что искала, зацепила на нос. А когда разогнулась, на нас уже смотрели, блестя стёклами очков, выпученные глаза.

– Ко мне, отроки? – просипела старуха, проверив, ровно ли стоит табличка с указанием её статуса, и оправив воротник блузы, добавила: – Что у вас там?

– К вам, матушка, – покорно сгорбившись, пролепетал Виктор. У меня появилось ощущение, ещё секунда, и он кинется целовать старухины руки, но Виктор подтолкнул меня к столу, и голос его полился из-за моей спины: – Документики ищем куда сдавать.

– Что у вас там? – переспросила старуха, не обратив внимания на трепет Виктора, и не сводя вопрошающего взгляда с меня. Я достал документы и начал раскладывать на столе, предварительно просматривая каждую бумагу, – свидетельство о рождении, справка об образовании, справка об отношении к воинской службе, направление от приходского священника и благочинного, медицинская справка, справка о крещении, автобиография, анкета и прошение на имя его высокопреподобия отца ректора митрополита Владимира. Старуха внимательно следила за моими действиями не прикасаясь к раскладываемым бумагам. Когда же я, наконец, закончил, она сложилась в обратную сторону, усаживаясь в кресло, и принялась самолично просматривать документы, перебирая и укладывая их в порядке, только ей понятном. Наступила моя очередь с интересом наблюдать за старушенцией. Мне почему-то показалось, ей не очень-то удобно. И сидит она вовсе не в кресле, а на жердочке, как птица. Я ту же прозвал ее Птицей.