Елена Бреус - Отравленные воспоминания

Та только скрипнула зубами. Кто теперь ей поверит, что она не никогда не ест после шести, ведь Осинская ее поймала на месте преступления – поздно вечером, с полным пакетом чебуреков. Не будешь же объяснять, что чебуреки не для нее!

–Тебе надо срочно сесть на диету, – безапелляционным тоном произнесла начальница. – От ожирения до диабета – один шаг.

Ольга вспыхнула и смешалась, не зная, что ответить. Слезы обиды подступили к горлу, заставив его сжаться в тугой комок.

Осинская самодовольно улыбнулась и потянула мужа за собой.

–Пойдем, Андрюша, мы и так опаздываем, – сказала она сладеньким голосом, и парочка засеменила ко входу в театр.

Оля судорожно вздохнула и заставила себя успокоиться. Незачем травмировать бабушку, с пристальным вниманием наблюдавшей за встречей с нижнего края лестницы. На таком расстоянии слов Нина Ефимовна расслышать не могла, но выражение лица внучки и ее пылающие щеки разглядела хорошо.

–Это кто? Что случилось? – тревожно спросила она едва только Ольга приблизилась.

–Это Осинская. Собственной персоной. – мрачно ответила девушка, протягивая старушке пакет с чебуреками.

–Да ты что! – ахнула бабушка. – Что она тебе сказала?

–Сказала, что мне надо похудеть.

Нина Ефимовна не донесла любимый чебурек до рта.

–Какое ее собачье дело? – возмущенно воскликнула она. – Зачем тебе худеть? Что за чушь?

–Да ладно, бабуль, – со злостью в голосе ответила Оля, разворачивая коляску в обратную сторону. – Не обращай внимания. Это ее обычная манера. Осинская не будет Осинской если каждые пятнадцать минут не скажет или не сделает какую-нибудь мерзость окружающим…

–Вот ведь змеища какая! – продолжала кипятиться старушка, сверкая глазами. – Да как же вы ее выносите? На мой характер… Я бы…

Нина Ефимовна едва не задохнулась от праведного негодования.

–Всю бы морду ее накрашенную расцарапала! – старушка подняла вверх скрюченные пальцы, наглядно показывая, как бы она прошлась ими по ухоженной физиономии Аллы Игоревны.

–Морду расцарапать – это что… – со вздохом произнесла Оля. – Она нас до того уже достала, что мы ей эту морду готовы от остального туловища отделить и собакам выбросить.

–Вот это правильно, – охотно согласилась бабуля, кровожадно впиваясь зубами в чебурек. – Кавдый повуфит по вавфухам!

–Чего? – не поняла Ольга.

–Я говорю, каждый получит по заслугам, – повторила Нина Ефимовна, проглотив кусок поджаренного теста. – Коли ты к людям по-свински относишься, то не удивляйся, что рано или поздно они отплатят тебе тем же. Это справедливо!

–Да, наверное… – кивнула девушка, огорченно подумав, что бабулина справедливость – вещь идеальная и недостижимая, а в жизни все совсем по-другому. Если справедливость и торжествует, то как правило редко, запоздало и ненадолго.

Но старушка угадала ее мысли. Она хитро взглянула на внучку из-под края кокетливой фетровой шляпки и, усмехнувшись, сказала:

–Не сомневайся. Обязательно – по заслугам!

–Ага, – угрюмо буркнула Оля. – На том свете…

–Ты мне эти церковные штучки брось, – Нина Ефимовна строго погрозила внучке пальцем. Она была атеисткой с легкой склонностью к буддизму. – Не на том, а обязательно на этом! На том свете твоей Осинской быть жабой – это уж точно, но и на этом она свое отгребет, попомни мои слова.

–Почему жабой? – невольно улыбнулась Ольга. – Я думала, гиеной – характер у нее подходящий.

–Нет, – уверенно возразила старушка. – Точно, жабой. Глаза у нее навыкате, а уши на бородавки похожие.

–Ладно, пусть будет жабой, – девушка снова улыбнулась, понемногу отодвигая грустное настроение, и покатила коляску к дому, старательно объезжая выбоины на асфальте.

На выходе из парка они традиционно остановились возле Женщины, Кормящей Голубей. Эта городская сумасшедшая являлась неизменной частью парка. Она проводила здесь большую часть дня, бросая птицам хлебные крошки, медленно слоняясь по аллеям или просто сидя на скамейке в любую погоду. Оля подозревала, что бабушка была знакома с этой дамой очень давно, задолго до того, как та стала Женщиной Кормящей Голубей, но бабушка наотрез отказывалась говорить на эту тему. По установленному ритуалу, всякий раз, как они приходили в парк, девушка должна была остановить коляску возле тощей фигуры в потрепанном пальто и отойти в сторону, и тогда бабушка начинала негромко разговаривать со странной женщиной. Ольга ни разу не слышала, чтобы Кормящая Голубей что-то отвечала, но Нине Ефимовне, похоже, её ответы и не были нужны. Она словно выполняла какой-то долг, мягко и тихо беседуя со сгорбленной сумасшедшей. Девушка пару раз пыталась подслушать о чем идет речь, но ничего интересного не услышала. Бабушка говорила о погоде, цене на картошку и последних газетных новостях, а Женщина Кормящая Голубей молча сидела на скамейке, глядя пустыми глазами в пространство.