Пан Бодан возразил:
— Я уже, кажется, доказал, что во всех этих устройствах нет магии.
— Нет магии? Вы что, не помните, как на этом самом столе, с которого мы сейчас едим, он пролил человеческую кровь!
— Я была там, — спокойно произнесла Анастасия, — один из мужчин поранился, когда рубил деревья. Ему ногу раздробило. Пану Конраду пришлось отрезать ее и зашить рану, чтобы спасти несчастного.
— А крестьянин умер в течение месяца! Дьявольский ритуал ничем не помог ему! — крикнул Стефан.
— Но пан Конрад пытался…
— Заткнись, девка!
На несколько минут воцарилась тишина, потом Анастасия мягко заметила:
— Я помню пана Конрада на похоронах крестьянского ребенка. Он плакал.
Две недели пролетели как один день. Погода стояла отличная. Запасы еды и вина казались неистощимыми. Остальные рыцари проявили себя замечательными товарищами. А дамы… ах, дамы… я перебрал их всех, если вы понимаете, о чем я, но в конце концов обнаружил, что лучшей была самая первая. Большинство ночей я проводил с Анастасией. То есть, скорее, большинство вечеров: от обязанностей дозорного меня никто не освобождал.
Часто Анастасия приходила ко мне, когда я стоял на часах, иногда мы болтали, иногда просто держались за руки и смотрели на сверкающие в небе звезды. Она околдовала меня, хотя, конечно, из всего этого ничего не могло получиться. Несмотря на ее абсурдный статус «ожидающей дамы», она оставалась всего лишь крестьянкой, а я — рыцарь, и мои родители очень… традиционны во взглядах.
И все же… все же я старался не думать о своем отъезде из Окойтца.
Приезд пана Конрада я ожидал со смесью радостного нетерпения от предстоявшей встречи с героем и страха от прибытия колдуна. Но когда я, наконец, увидел его и привык к поразительному росту, то счел пана Конрада самым вежливым и приятным рыцарем, которого только можно представить.
Он оказался обладателем прекрасного голоса и знатоком тысяч песен; не помню, чтобы пан Конрад хоть раз повторялся, если его специально не просили об этом. Он мог танцевать и читать стихи часами. Дамы настояли на том, чтобы мы выучили его танцы: польку, и мазурку, и вальс. Иногда Конрад нанимал нескольких крестьян-музыкантов, и мы танцевали и веселились всю ночь.
Колдуны из легенд обычно все замкнутые и неразговорчивые. А вот пан Конрад радовался возможности поделиться с кем-то своими знаниями, будь то крестьянин, благородный рыцарь или купец. Меня лично поразили его механические штуки, со временем я начал даже понимать принцип действия некоторых машин и надеялся, что однажды смогу сделать нечто подобное своими руками.
И все же в некотором смысле его можно было назвать странным. Крестьяне перестали устраивать петушиные бои, потому что «Конраду это не нравится». Прошлой зимой, когда пан Стефан притащил медведя для забавы — привязанного к столбу зверя разрывают на части дворовые собаки на потеху рыцарям, — Конрад сумел выкупить животное, убил его одним ударом своего знаменитого меча и приказал выделать шкуру, а мясо приготовить на ужин. Пан Конрад совершенно не понимает подобных забав. Говорят, когда он убивал зверя, на его благородном лице отражалась глубокая печаль.
И потом еще его отношение к детям. Нормальный мужчина оставляет детей на попечение женщины до тех пор, пока они не становятся достаточно взрослыми, чтобы походить на людей, но Конрад наслаждался общением с мелюзгой и даже предпочитал общество ребенка своим друзьям-рыцарям. Он не жалел времени на объяснения им своих действий и никогда не терял терпения, как в разговорах со взрослыми. Пан Конрад платил священнику, чтобы тот обучал детей буквам, и сам преподавал математику. Более того, Конрад собственноручно делал игрушки и учил детей новым играм, спортивным и развлекательным.
Конрад владел мечом мастерски и вскоре начал обучать нас своему искусству каждый вечер. Он пренебрегал щитом, доверяя только своему мечу при парировании ударов противника. Впрочем, он ни во что не ставил и кольчуги, не признавал их несомненной пользы! Однако пан Конрад абсолютно не умел обращаться с копьем и выглядел довольно неуклюже с ним на лошади. Стрельба из лука ему тоже не давалась, но все это, казалось, только увеличивало нашу привязанность к нему; радостно осознавать, что ты хоть в чем-то превзошел великого воина!
И последнее — Кристина. Это девка из Окойтца, которая ездила с Конрадом в Цешин. Она, очевидно, безнадежно влюбилась в него, и каким-то образом большая часть его шарма и обаяния передалась ей, но при этом приобрела оттенок женственности. У Кристины обнаружились грация и выдержка настоящей благородной женщины, так что ни один из рыцарей больше не мог обращаться с ней как с обычной крестьянкой, все выказывали уважение, подобающее в общении с дамой высокого ранга.
Читать дальше