В. Бирюк: Прыщ

— Почему смерть?!

— Гос-с-споди! Потому. Приблудный — не законный. Ни прав, ни имения. Жить где — из милости, отовсюду гонят, насмехаются. Прежние дружки да подруженьки на порог не пускают, из слуг каждый… восторжествовать старается… Только глупость это — я такого никогда не скажу.

— Потому что без взрослого законного боярина вотчину отберут?

— Тьфу на тебя! Экую несуразицу сказал! Сброя твоя где? Пусти Резана выбрать надобное.

— Посылай. Только уговора у нас пока — нет, дело-то мы с тобой… не закончили.

К этому времени в зале уже появились, на грохот упавшего стола, слуги. Рада принялась распоряжаться уборкой и ремонтом, а я отправился отбирать амуницию для Лазаря и его бойцов. Размышляя о соотношении понятий «ублюдок» и «недоносок», о влиянии на социально-материальное положение их носителей и поведение окружающих. И о манере здешних родителей применять такие эпитеты в воспитательном процессе.

Прежде, в первой своей жизни, я в такие ситуации не попадал. Однако же внимание к жизни туземной заставляло понимать и делать выводы из подобных коллизий.

Аристократы куда более зависимы от «доброго имени» матерей своих, нежели смерды. Ибо смерду происхождение малововажно: был бы человек хороший. Здоровый, работящий, неглупый. Для «вятшего» же утрата родовитости означает потерю всего. Ибо наследование титула и имения идёт здесь по крови отца.

Всякие «похождения матушки» молвою народной распространяются и на будущее («теперя ей только свистни — враз прибежит»), и на прошедшее («она, верно, и прежде тако блудила»). Сиё ставит под сомнение саму законность аристократа. Лишая, в общем убеждении, прав и состояния. Не имея средств подтвердить своё происхождение иначе, чем со слов родительниц своих, здешние вятшие весьма зависят от их доброго поведения и отношения. Ибо могут быть матерями своими унижены чрезвычайно.

Послушав Раду и уяснив себе это, я не единожды использовал сей приём в делах государственных. Вот и Волынских рюриковичей сходно завалил и Русь от усобицы уберёг.

Тихий весенний вечер постепенно переходил в ночь. Резан, дорвавшийся до моих запасов, как вшивый до бани, облизывался и причмокивал. Торга у нас не было, цены не обсуждались — бери всё, что надобно. Единственное — саблю Зуба себе забрал.

Уже в темноте, ещё раз пройдясь по списку, мы закончили и сверили. Тут, как раз, явилась Рада:

— Сделали? Это хорошо. Всё, Резан, иди. Так как с нашим… с уговором? А то мы… не закончили.

Перебрались из заваленных узлами сеней в избу и… И приступили к… к завершению. Уже в конце, удовлетворённо потягиваясь, она вдруг промурлыкала:

— Хорош ты, Ваня. Сладок да страстен. Слушай, а давай я за тебя свою старшенькую выдам. Приданого, правда, покуда нет… Но ей хорошо будет, и тёще… чего-нибудь иной раз… перепадёт. Опять же, остальное майно тащить никуда не надо — я здесь пристрою. А, Ванюшечка?

«За деньги баба продаст любую девку в деревне, сестру, даже и дочь…». Мда… Но есть и встречное: «Гусары денег не берут!».

— А зачем мне такие заботы? Коли скажу — ты сама её сюда приведёшь. Без всякого венчания. И положишь, и подержишь. Да и рядом ляжешь, в очередь побаловаться.

— Что?!!! Ты, хамло плешивое, чего сказал?!

— Того. У нас был уговор: берёте надобное. Я отдал. О цене — у нас договора не было. На выбранное — цена, как на торгу.

— Что?! Ты! Змей сатанинский! Гад ползучий! Да я тебя…!

И она кинулась меня бить. Я как-то даже растерялся от неожиданности, схлопотал плюху по уху. Вот не люблю я этого!

Вообще, женское рукоприкладство в русских семьях — явление довольно распространённое. На некоторые случаи я натыкался уже и в 21 веке. В том числе — по обе стороны Атлантики. Фольк же даёт такое описание общения жены с милым мужем:

Беда в том, что я на оплеухи — натаскан «святорусской» жизнью. «Заушенье», пощёчина, подзатыльник — постоянный элемент здешнего существования «детей и юношества». Да и навыки быстрого обездвиживания и обеззвучивания без повреждения — в Пердуновке накатывались. А инструментарий, как показал один из моих походов, у женщин всегда с собой. Через полминуты Рада лежала на постели носом в подушку, с заткнутым собственным платочком ртом и подтянутыми к затылку кистями рук, замотанными ей косами. Замужняя женщина на «Святой Руси» носит две косы — очень удобно.