В Бирюк - Понаехальцы

В этом году я решил — «кровь из носу!» — не пропустить покос. Я уже объяснял — люблю это дело. Бросил город на «совет приказных голов»: пусть сами малость попробуют — враз все нестыковки вылезут, и сбежал за Волгу.

Не зря мозги корячил и курочил! Табель о рангах! Вау! Система приказов! Вау-вау! Экселенцы, итить их всех ять! Вот пусть разбираются.

Красота! Есть на кого заботы-печали скинуть. По закону! Согласно служебным обязанностям и должностным инструкциям!

Напротив Стрелки и выше… там такие места! Косьба — как песня!

Кос-литовок у нас уже немало. А вот косить ими умеют только мои пердуновские. Да и то не все. Лесовики — те вообще любую косу первый раз видят.

Набрали ватажок в сотню душ и погнали. Учить косить.

Нужны запасы кормов. Повторять прошлую зиму, в которую мы вошли практически только с веточным кормом, да с отнятым у Яксерго… не хочу.

Ещё оттенок: люди сильно переживают из-за недостатка скотины. Но если Воевода сам, личным примером, в первом ряду… косой машет — значит «худОба» будет.

С видкеля… хрен знает. Но… «Зверь Лютый» же! Он, конечно, псих. Но не дурак же! Выгрызет… мабуть… гдесь-то…

У народ должна быть надежда. Её надо… э-э-э… возбуждать. А в возбУжденном состоянии — применять. К пользе.

Как говаривал царь Соломон:

«Всему свой час и время всякому делу под небесами: время родиться и время умирать. Время разрушать и время строить. Время разбрасывать камни и время складывать камни. Время молчать и время говорить».

От себя дополню Соломона: есть время покоса. И пошли они все нафиг!

Для меня, как и для множества моих людей, это — не суждение, а чувство. Не пользы ради, не корысти для, а — должно быть.

Поэтому, рядами и колоннами, маши, вали, суши и стогуй.

Увы, «откосить» по-настоящему у меня не получилось.

Дней пять я наслаждался. Присматривался к людям, к травостою, к местности. Присматривался к самому себе. Суетня и умствования последних месяцев не лучшим образом сказались на состоянии личного, горячо любимого, организма. Надо на всё «забить» и восстанавливать форму. А то кому я тут нужен буду, больной и слабый?

«Куда ж ты со слабыми руками замуж собралась?» — русское народное недоумение.

А с вялой печенью и каменистыми почками в русские реформаторы — и вовсе «не».

На пятый день к вечеру прибежал вестовой.

Они каждый день ко мне прибегают. С разными скандальными донесениями от моих «приказных голов». Я их стандартно посылаю:

– Не могут головы по-умному договориться? — Стало быть, не те головы в приказы поставлены. Могу и снять. Думайте.

Тут была короткая записка от Гапы:

«Сигналили: в Балахну пришёл караван. Тверские. Встали миром. Четыре лодии и барка. Полста воев. Нурманы. Княгиня. Слуги. Колотило спрашивает: чего делать?».

Колотило — мой тиун в Балахне. Очень не хотел в начальники идти. Но альтернативой была ледяная могила в заснеженном лесу на лесоповале. Ничего мужик, крутится, явных глупостей не лепит. Правда, чуть в сторону — пугается.

Каковы намерения прибывшей группы? Как их встречать-привечать?

С учётом того, что после игр с Лазарем и смерти Любавы у меня на слово «нурманы» шерсть на загривке дыбом встаёт… Хотя, конечно, какая у меня шерсть? — Все фолликулы сдохли при вляпе вместе с кожей.

– «Ласточку» — к берегу. Сбегаю-гляну.

С ветром не очень получилось, но часов через восемь мы вышли к Балахне.

К моему удивлению — пожарища не было.

Не тот нурман пошёл, не тот. Тихий какой-то, миролюбивый. Пожаробезопасный.

Раннее утро, солнышко ещё не встало, над рекой — туман поднимается. В тумане смутно видны мостки, густо обсаженные местными и пришедшими лодками. Барка причаленная. Со сходнями. На берегу — штабеля брёвен, штабель кирпича, стружки, щепки, запах смолы, свежего дерева, с берега дымком тянет. Дальше от берега, на невысоком косогоре — само селение. Закрытые и незакрытые крышами новые срубы, двухэтажный, на высоком подклете — дом тиуна, церковка-однодневка воровского попа с уже почерневшим деревянным крестом.