Андрей Гончаров - Яд для императора

— Надо же! — покачала головой Катя. — Выходит, ты давно носишься с этой идеей… Интересно, а Кирилла ты включишь в это свое… предложение?

— Кирилла? — Дружинин пожал плечами. — Вообще я не против… Но ты ведь знаешь Кирилла. Он человек упертый, человек долга. «Командование нас послало — мы должны выполнить». Иначе он не мыслит. Нет, ему это предлагать бесполезно. Конечно, для очистки совести можно. Но при его упертости можно в ответ и пулю в висок схлопотать. Так что я воздержусь.

— Да, человек долга, это ты верно сказал… — кивнула Катя. — Такого не согнешь — можно только убить. Это в нем и замечательно! За это я его и люблю.

— Ты… любишь Углова? — спросил титулярный советник, с удивлением глядя на Катю. — Не ожидал… Ты никак этого не показала…

— А как я должна это показать? — Половцева пожала плечами. — Вешаться ему на шею? Но я же вижу — он ко мне совершенно равнодушен. Бесполезно… да и унизительно. Но это не мешает мне любить его. Так что… Предложение твое, Игорек, соблазнительное, не скрою, но я от него откажусь. Извини, но прожить всю жизнь с человеком, которого не любишь и при этом всем ему обязана, — как-то тоскливо. И потом… Конечно, ты прав: в этой эпохе много интересного, волнующего. Но только не для женщин! Все эти замечательные приключения и открытия — исключительно для мужчин! Только и слышишь: «Дама не должна… дама не может…» А одежда? Все эти платья до полу, подкладки на вате, корсеты… Вот скоро лето, жара наступит — а ходить надо почти как зимой, чуть ли не в пальто. Так что за предложение спасибо, но ответ мой — нет. И еще раз нет!

— Значит, ты хочешь вернуться… — медленно произнес Дружинин. — Тогда я буду один… Ладно, пусть. Но… Могу я надеяться, что ты не скажешь Кириллу? Не выдашь меня?

— Не скажу и не выдам, — твердо ответила Катя. — Однако у меня к тебе встречный вопрос. А ты не сбежишь еще до 12 мая? Не бросишь нас в последнюю минуту?

— Нет, не брошу, — отвечал титулярный советник. — Слово инженера!

Операция была назначена на десять часов. К этому времени Митька-Ключник, он же Дмитрий Алексеевич Гуськов, из мещан Тамбовской губернии, должен был удалиться из воровской «малины» на осмотр подходов к конторе Русско-Каспийского банка, который Митьке предложил ограбить некий новый наводчик (а на самом деле — один из агентов Никиты Фомича).

В десять часов с минутами четыре тени свернули из Растанного переулка в арку мрачного дома, замыкавшего еще более мрачный двор-колодец. Когда они вышли на середину двора, то стали немного видны. Впереди шел мужчина в картузе, красной косоворотке, черной поддевке, таких же штанах и смазных сапогах. Это был обычный наряд приказчика — или же питерского мазурика тех лет. Рядом шел молодец, немного помоложе и выше первого. Одет он был более щеголевато. Следом за ними шла девка в платке, с ярко накрашенными губами, на вид — лет двадцати, не больше. Четвертым шел человек неприметной внешности, одетый как мастеровой.

Из первого двора ночные гости проникли в следующий, из которого вело уже три хода в разных направлениях.

— Гляди, Кирилл, — шепнул тот, кто был одет с претензией на щегольство, — двор — прямо копия того, на Обводном, где мы нашего дружка потеряли.

— Да, в Питере таких полно, — так же тихо ответил собеседник. После чего, повернувшись к «мастеровому», спросил: — Здесь, что ли?

— Нет, ваше благородие, нам вон туда пройти надобно, — отвечал третий. — Там агент Синицын ждать должен.

Они нырнули в очередную арку и очутились в еще одном дворе. Даже в темноте было заметно, какие обшарпанные дома его окружают.

От одной из стен отделилась новая тень. Приблизившись к пришельцам, агент Синицын сообщил:

— Стало быть, Митька уже двадцать минут как отбыл. Так что можно входить.

— Где это? — деловито спросил Углов — это он шел первым и был одет под приказчика.

— А вон, в третьем этаже, — объяснил агент. — Вон, видите, окошки светятся?

— Да разве они светятся? — заметил Дружинин. — Луна сильней светит! Лучину они, что ли, жгут?

— Не лучину, а свечки, — отвечал агент. — Воры завсегда в полутьме сидят; им яркий свет без надобности.

— Много их там? — спросил Углов.

— Ну, в точности я не знаю, не был. Но посчитать можно. Значит, Сенька с Колькой, еще Карлик — это такой верзила, правая рука вожака, отличается особой жестокостью, потом Лёнька-пацан, ну, еще Художник этот… Да, еще Фонарь, ну и Купчиха — это бабка такая, она им готовит.