Светлана Бестужева-Лада - Императрица по случаю

Та как раз вернулась насупленная, что-то сердито бурча себе под нос.

– Ты что, Катюша? – ласково осведомилась я. – Кто это был?

– Да вот помянули этого ляха, будь он неладен, к ночи, так самолично и заявился. «Желаю, говорит, поздравить принцессу с выздоровлением». А я ему отвечаю, что княгинюшка еще не поправилась толком, да и видеть вас не желает, ни сейчас, ни во благовремении.

– Вот и молодец, спасибо.

Тут в дверь снова постучали. На сей раз Катерина посетителя впустила сразу и без звука: доктор пришел проведать пациентку. Увиденное его явно обрадовало.

– Так, ваше высочество, я видеть, дела хорошо. Спали?

– Да, господин Роджерсон.

– Аппетит имеете?

– Не очень.

– Требуется хотя бы пить стакан молоко, потом мое лекарство – и спать. Завтра утром я снова приходить.

Я послушно кивнула головой. Как раз в этот момент дверь открылась уже без стука и появился мой супруг. Как и обещал, отметила я про себя. Значит, отношения между нами пока еще теплые и нужно будет их еще подогреть.

– Как наша пациентка, господин Роджерсон? – обратился он к врачу.

А потом подошел к постели и нежно поцеловал мне руку, а потом лоб. Я в ответ прижалась щекой к его руке, стремясь вложить в это действие максимум теплоты и любви.

– Завтра велю отслужить молебен в честь твоего выздоровления.

Доктор раскланялся и вышел, не желая мешать супружеской идиллии. Катерина отправилась, надо полагать, за молоком, так что мы остались наедине.

– Я очень по тебе соскучился, – прошептал Александр, снова целуя мне руку. – Поправляйся скорее.

– Я тоже скучала по тебе, – отозвалась я. – Потерпи, совсем скоро я буду здорова. А память потихоньку вернется, если ты мне поможешь.

– По-моему, она к тебе уже вернулась, – лукаво усмехнулся Александр. – Бедняжку князя Адама на порог не пустила, он теперь, как в воду опущенный.

– Знаешь, – ответила я, – мне его не жалко. Видеть его больше не желаю.

– Лиза! – изумленно воскликнул Александр. – Да у тебя, похоже, не память пропала, а характер изменился.

Знал бы он, насколькоизменился.

Второе мое пробуждение в новой ипостаси отличалось от первого, как небо от земли. Во-первых, я не выплывала мучительно из какого-то тумана, силясь понять, на каком свете нахожусь, во-вторых, снадобье доктора Роджерса, по-видимому, оказало нужное действие: я чувствовала себя бодрой и готовой к исследованию действительности, в которой так экстравагантно оказалась.

Первым делом, я встала с постели (как выяснилось, роскошной, широкой, под белым шелковым балдахином) и прямиком направилась к зеркалу, вделанному в одну из стен. Что ж, историки и живописцы не врали относительно внешности супруги Александра Первого. Как выяснилось, они были даже слишком скромны.

В зеркале отражалась высокая, изящная молодая женщина, скорее даже девушка, с тонкими чертами лица, греческим профилем, огромными голубыми глазами и белокурыми волосами, ниспадавшими ниже пояса. Изящные кисти рук, маленькие, аристократической формы ступни… что ж, мне повезло с новой внешностью так, как я и не мечтала.

Впрочем, и красоток мужья оставляют ради совершенно невзрачных любовниц. Я помнила из прочитанного в той, оставленной мною действительности, что Александр только до появления у Елизаветы первой дочери был в нее нежно и страстно влюблен, а потом практически внезапно охладел.

Одну из причин этого охлаждения я вчера лично приказала Катерине выставить за дверь и никогда более ко мне не пускать. Фаворит покойной императрицы Екатерины, граф Платон Зубов, который докучал своими ухаживаниями юной великой княгине, после воцарения Павла старался вести себя как можно незаметнее. Насколько мне помнилось, неравнодушен к отражавшейся в зеркале красавице был и младший брат Александра, Константин, но, кажется, после женитьбы, он поутих.

Да, еще современники упрекали Елизавету в излишней меланхоличности, замкнутости и гордости, что помешало ей сохранить любовь супруга. Ничего, я такими недостатками не обладаю….

– Княгинюшка! – раздался сзади голос Катерины, – что же вы босиком-то стоять изволите? Снова захвораете, не приведи Господи. Вот ваши туфельки…

Она ловко надела на меня парчовые туфельки без задников, отороченные каким-то белым пухом. Не исключено – лебяжьим. А затем подала роскошное неглиже, описывать которое я затрудняюсь. Воздух, блеск и кружева.

– Катюша, я кофе хочу, – сказала я, оторвавшись, наконец, от зеркала.