Алексей Попов - Семь срочных дней. Служить бы рад…

Теперь уже молодые, весенние призывники нависали над теми, кому служить оставалось полгода. После некоторого замешательства паритет восстановился и Кутюхин, прищурив глаза, в полголоса произнёс: «На месте договоримся».

Получив коробку сухих пайков из рук ротного каптёрщика, помощника старшины роты, ефрейтора Толика Колковича, по чисто случайному совпадению – земляка прапорщика Товкача, Василий, напевая про себя мотив «You’re АWoman» английской группы «Bаd Boys Blеu», направился в кубрик за недописанным письмом.

Собрав всё необходимое, чтобы, наконец-то, дописать письмо, взявшее старт ещё в субботу, Василий поднялся на мансарду. Двухэтажное здание казармы под крышей имело мансардное помещение, в котором располагался старый пошарканный бильярдный стол и спортинвентарь.

После шести вечера старослужащие, в основном старослужащие, те, кто предпочитал занятия спортом просмотру видеофильмов, собирались здесь, убивая время до вечерней поверки. Сейчас здесь никого не было. Проходя мимо боксёрской груши, Василий, словно Чак Норрис, нанёс по ней неотразимый удар и, почувствовав журчание в желудке, мысленно подумал: «Приедем, допишу». Ещё раз, ударив по груше и отправив её «в глубокий нокаут», Василий произнёс вслух: «Завтра с утра! Один хрен: день, ночь!». Спустившись в кубрик, Василий застал в нём Соболева, Володя собирал вещмешок.

– Вова, ты на обед ходил?!

– Да, но тебя в столовку уже не пустят.

– Вооот! Поэтому, ты как, не шибко против, если я сухпай открою, а?!

Дождавшись от напарника по оружию такое нужное: «Кушай на здоровье!», Василий, распотрошив сухпай и, взяв из него банку мясорастительных консервов, галеты «Арктика» и пару пакетиков чая: для себя и для того парня, побрёл в парк – две минуты быстрым шагом. День был в разгаре, автомобильный парк жил по обычному расписанию. Василий зашёл в дежурку. Сержант Олег Никифоров, принявший утром автомобильный парк от команды, куда входил и Василий, склонялся над цветными немецкими журналами.

На столе, рядом со стопкой рабочих журналов, стоял телефон АТС части, ниже, на тумбочке взгромоздился прямой телефон для связи с запасным районом, по которому перед тем, как поднять трубку для разговора, необходимо было тщательно поработать крутилкой – рукояткой индуктора, зарядив линию. До сегодняшнего дня Василий видел, как дежурный по парку крутил аппарат только с этой стороны. Самого его с прошлой недели назначили стажироваться на этого самого дежурного.

– Тебе чего, Просвира?!

– А кипяток у нас есть, Олег? Чаю хочу! Сегодня вам на этот раритет звонить будем с Соболем.

– Опа! Зашарил, Просвира?! Бывал я там! Территорию весной драили, туда обратно возили пару раз, жаль – без ночёвок. Таски там – одним словом! Я тоже чай буду, с меня кипяток, с тебя пакет.

Консервы ушли на «ура», галеты к чаю не особо впечатлили обоих, Василий пожалел, что не прихватил с собой сахар. Никифоров же из экономии и от великой щедрости выделил Просвире один кусочек. «Заморив червячка», Василий дошёл до бокса, где стояла электростанция на базе автомобиля ГАЗ-66. Забравшись в кунг автомобиля, взял сумку с инструментами и измерительным прибором, выданным зампотехом.

Опечатать бокс получилось не сразу: пластилин на печати задубел, пришлось усердно поработать ртом, подавая тёплый воздух на пломбу. Вернув Никифорову печать, Василий вместо привычных слов: «Будь здоров!», выходя из дежурки, крикнул: «Давай, Олежа, жди звонка!».

На обратном пути завернул в солдатский магазин, купил ручку и тонкую тетрадь в клетку. К отправке в «пионерский лагерь», как он сам называл то место, куда направлялся, Василий вооружился на все сто, а то и больше.

Машина Матвеева уже без нескольких минут четыре стояла возле казармы. Загрузив в кунг «ЗИЛ-131» продукты, личные вещи, две канистры с бензином и кое-какой строительный инструмент, отправляемые ждали напутственного слова от командира роты. Ротный задерживался. Гарайшин беседовал с водителем, Матвеевым Алексеем, время от времени мотая головой, видимо не соглашаясь с ним в чём-то. Просвиркин, сидя на корточках, в который раз осматривал сумку с рабочим инструментом. Соболеву оставалось лишь на всё это смотреть свысока.

Появился ротный со стороны штаба дивизии. Зампотех скомандовал построение. Ротный ещё раз озвучил цели и задачи. Когда все настроились к посадке в машину: Гарайшин в кабину, Просвиркин в кунг, ротный подозвал Вову и что-то быстро ему сказал, тот лишь в ответ мотнул головой. По дороге всё больше молчали, Соболев то и дело прикрывал глаза, толи, медитируя, толи, не желая начинать разговор. Глядя на товарища, с которым предстояло тесное общение на неопределённый срок, в голове Василия всплыли вдруг слова Афиногенова: «Выспитесь, как в санбате» – подколол на почти три недели, проведённые Василием в медсанбате. Да, он от силы там три дня болел, на собаке так не заживает! Ну, попросил капитан, узнав, что он электрик из комендантской, а комендантская – это элита!