Иван Плахов - Дневник фюрерюнге, или Хроники с планеты Нибира

– Через покаяние?

– Именно, парень, именно. Все они пытаются купить спасение, а не заслужить. Может, это следствие ужасной судьбы, что постигла их государство после разгрома в Великой войне.

– Вы это так произнесли сейчас, будто им сочувствуете. Разве они не заслужили поражение безумием своего еврейско-большевистского правительства и его политики?

– Никто не знает, как бы сложилась та война. Гудериан мог не захватить с ходу Москву. Славянские маршалы могли не поднять мятеж против большевиков. Поэтому мы могли проиграть Великую войну. Нам просто чертовски повезло.

– Геноссе оберлейтенант, неужели вы не верите в гений нашего фюрера?

– Милый мой, я с тобой сейчас разговариваю, как солдат с молодым наивным мальчишкой, который впервые покинул стены дома и оказался на территории проживания наших естественных врагов. Я воевал и знаю, как много в войне значит удача. Да-да, простое глупое везение. Оно для солдата намного важнее, чем хорошо продуманный план боя или уверенность в том, что идеи нашего гребаного фюрера всегда верны. Он был всего лишь везучим сукиным сыном. Ему повезло, он выиграл у русских, теперь его боготворят. А если бы он проиграл, то большевики и американцы объявили бы его величайшим мерзавцем всех времен и народов и повесили вверх ногами в назидание выжившим после разгрома немцам.

– Но ведь он выиграл. Победителей не судят.

– Это точно. Поэтому мы с тобой, парень, сейчас едем к русским творить над ними расправу, а не наоборот. Русское государство оказалось несостоятельным в исторической перспективе, не создав ничего ценного.

– Так же, как и русский народ. Он не способен на самостоятельную жизнь и роль в истории. Правда же?

– Ясное дело! Это даже не требуется обсуждать.

– Тогда почему вы все-таки жалеете славян? Ведь я прав – вы им сочувствуете? Признайтесь, оберлейтенант, вы им сочувствуете?

– Отчасти. Легко смеяться над страной, в которой всё плохо, не замечая, что твоя собственная жизнь – полное дерьмо. Нас, немцев, вынудили стать палачами всех эрзац-народов, которым яйцеголовые доктора-антропологи из Германии не разрешили существовать. А быть палачом лично мне не нравится. Мерзко убивать ни в чем не повинных недочеловеков только для того, чтобы запугать остальных. Да и бесполезно: они всё равно восстают и восстают. А мы их убиваем и убиваем. Плохо это, парень, плохо.

– Но вы же кадровый офицер. Это ваша профессия.

– Моя профессия – воевать, а не истреблять местных туземцев только за то, что они не хотят жить по законам, которые мы им навязали. Немцы всё больше и больше становятся похожими на сумасшедших. Вымазались с головы до пят своим дерьмом и утверждают, что они боги.

– Что вы подразумеваете под словом «дерьмо», оберлейтенант?

– Дерьмо и подразумеваю, парень. Мы все сошли с ума, парень, мы все сумасшедшие. Я не знаю, как ты, но мне в мои сорок лет незачем жить: нет цели. Нельзя же, в конце концов, считать целью очередное звание или поездку в отпуск к теплому морю. И уж тем более пропагандистские лозунги Розенберга и Геббельса, эту устаревшую нацистскую галиматью. Интеллектуальное дерьмо, обернутое в мистические слова вроде «вечная полярность», «первичный феномен» или «самобытное германское мышление». Мышление, которого нет!

– Как это нет? Мы изучали его на истории и прикладной евгенике.

– Эх, парень, парень. Мышление у всех – у французов, англичан, итальянцев – одно и то же. Оно есть у всех людей, умеющих говорить и различать чужую речь. Даже у русских, хотим мы этого или нет. Я лично презираю нацизм за то, что он обрек Германию на интеллектуальную нищету.

– Вы что же, геноссе оберлейтенант, противник существующего режима? Получается, германский народ сам по себе, партия сама по себе, а фюрер сам по себе? А как же наши достижения в науке и искусстве?

– Какие достижения? Чего мы добились в искусстве? Или в философии? В литературе? Кто из наших партийных писателей создал значительный труд, который можно поставить на одну полку с Гёте или Шиллером? Читать роман Ханса Гримма «Народ без пространства» может только министр пропаганды или глава Имперской палаты литературы, но никак не просвещенный немец. С идейками в нем жидковато, как и во всей нашей нынешней литературе.

– Вы просто завидуете писателям. Они создали образы солдат и рабочих и стали известными.

– Я завидую не им, а образцовым арийцам с «самобытным германским мышлением», которые не отличают пропаганду от искусства. Эти дураки могут потреблять дерьмо в неограниченном количестве. Национальную идею заменили спорт и культ красивого тела. К сожалению, я лишен этого са́мого специфического «германского мышления» и потому страдаю, ведь искусства в нашей стране нет. Если бы не контрабандные фильмы и музыка, повесился бы от скуки – интеллектуальной скуки. Назвать искусством дерьмо, которым нас каждый день пичкают по радио и телевидению, совершенно нельзя.