Дмитрий Семакин - Анна-Мария, дочь фюрера. Кинопьеса

ХЕЛЬГА

Третий день. Согласно инструкции – первая фаза, беседуем.

МЮЛЛЕР

Ну, и что думаешь? Очередная фанатичка?

ХЕЛЬГА

Во время задержания у неё обнаружили тетрадку. Женский дневник. Она утверждает, что это неотправленные письма её покойной матери, которые та всю жизнь писала…

МЮЛЛЕР

Фюреру?

ХЕЛЬГА

Так точно. Она якобы хотела передать это ему. В качестве подарка. Там такое понаписано…

Мюллер смотрит на Хельгу.

МЮЛЛЕР

Что? Что там «понаписано»?

Хельга, изображая скромницу, отводит глаза и даже краснеет.

МЮЛЛЕР

(вздыхает)

Хорошо, Хельга. Я посмотрю.

ХЕЛЬГА

Ну, простите меня, господин группенфюрер, вы же сами сказали мне докладывать вам о всяких необычных делах…

МЮЛЛЕР

Отставить, шарфюрер Шульц.

(шутливо треплет Хельгу по щеке)

Всё нормально, Хельга. Спасибо.

ХЕЛЬГА

Хайль Гитлер.

(задержав ладонь Мюллера у своей щеки, смотрит ему в глаза)

Будут ли какие-либо особые указания? Насчёт этой подследственной? И… вообще?

МЮЛЛЕР

(почти нежно)

Пока нет. Разве что – режим повышенной секретности. Сама понимаешь.

(улыбается)

«Дочь Фюрера», как-никак…

Хельга улыбается в ответ.

МЮЛЛЕР

И… Поднажми на неё в следующий раз. А я послушаю…

(убирая руку; твёрдо)

Ну, всё. Обеденный перерыв закончился. По рабочим местам.

2/3

ИНТ. КАМЕРА ДЛЯ ДОПРОСОВ / ЛАБОРАТОРИЯ – УТРО

Хельга, вышагивая по комнате, допрашивает Анну-Марию, сидящую на стуле в наручниках.

Мюллер в каморке за стеной в наушниках у магнитофона слушает запись допроса «в прямом эфире», параллельно пролистывая дело Анны-Марии. Прямо перед ним лежит пухлый дневник, явно женский, но Мюллер начинает не с него. Он берёт в руки фотографию арестованной с зачёсанными назад волосами.

ХЕЛЬГА

…Спрашиваю ещё раз. Вас арестовали 16 сентября 1944 года у здания Рейхсканцелярии на Вильгельмштрассе 77…

Внимательно слушая допрос и изучая фото, Мюллер пририсовывает Анне-Марии косую чёрную чёлку.

ХЕЛЬГА

Что вы там делали?

АННА-МАРИЯ

Я вам уже много раз говорила…

ХЕЛЬГА

Отвечать на вопрос! Меня называть «фрау следователь»!

АННА-МАРИЯ

Простите, фрау следователь.

Мюллер пририсовывает Анне-Марии чаплиновские усики-«каплеуловитель».

АННА-МАРИЯ

Я пыталась пройти в здание Рейхсканцелярии…

ХЕЛЬГА

С какой целью?

АННА-МАРИЯ

Я хотела встретиться со своим отцом. С Адольфом Гитлером…

ХЕЛЬГА

Не сметь называть Фюрера отцом!

Мюллер смотрит на получившийся результат: с чёлкой и усиками Анна-Мария действительно похожа на Гитлера.

АННА-МАРИЯ

Но если это действительно так, фрау следователь?!

ХЕЛЬГА

Молчать!!! У Фюрера нет и не может быть семьи! В примитивном, обывательском смысле этого слова. Ни жены, ни детей! Он женат на Великой Германии! Его семья – народ Третьего Рейха, вся наша арийская нация!

АННА-МАРИЯ

Да, конечно, фрау следователь. Фюрер – величайший гений человечества. Но ведь он же всё-таки… не бог…

ХЕЛЬГА

Что?!

АННА-МАРИЯ

Я имею в виду – не бог из мифов, а… человек. Великий, гениальный, но – человек. Мужчина! Почему же у него не может быть семьи? И… детей?

Тем временем Мюллер просматривает документы из папки. Метрику Анны-Марии Хоффманн. Протокол задержания. Перечень личных вещей арестованной. Расшифровку допроса. Медицинско-психиатрическое заключение.

ХЕЛЬГА

Ах, вот оно что. Ловко придумала. Решила стать дочерью величайшего человека? Раз – и в дамках?!

АННА-МАРИЯ

Но если я на самом деле его внебрачная дочь?!

ХЕЛЬГА

Послушай меня, Хоффманн. Я работаю в гестапо всего ничего – два с половиной года. Это секретная информация, но тебе скажу: только за это время – ничтожный срок! – через нас прошли сто сорок семь самозванцев. Сто сорок семь! Преступников, выдававших себя за близких людей членов руководства нашей страны. Сто! Сорок!! Семь!!!

Мюллер берёт, наконец, дневник. Он перевязан подарочными тесёмками. Мюллер развязывает тесёмки и раскрывает тетрадь. На первой же странице – старая фотография ещё молодого Гитлера, вырезанная из газеты. Фотография вручную обрамлена нарисованными цветами и ангелочками. Далее – несколько сотен страниц, исписанных аккуратным женским почерком. Почти каждая страница начинается с обращения: «Дорогой Ади!». В дневнике то тут, то там попадаются вклеенные вырезки газетных статей и фотографии, все – посвящённые Гитлеру.