Евгений Каштанов - Превалированный монизм

Туман между тем стал сгущаться, распуская всё дальше свои клубы дыма.

– Что ты выберешь, кого ты выберешь, на чью стороную встанешь? – сказала вдруг она каким-то странным демоническим голосом. Её глаза в миг налились красным и стали сиять, словно сириус в бездонном, холодном и неизведанном космосе. Она взлетела ввысь, стал подниматься ужасающий ветер, заплетая за собой всё, что можно, всё, что попадётся на пути.

– Прекрати это пожалуйста! – попытался крикнуть ей я.

– Выбирай, пока есть возможность – потом будет слишком поздно, – пробасила она мне грубым голосом.

Она выпячила свою грудь, словно демонстрируя что-то, ярко-ярко засияла, и, поднимая вокруг себя ужасающий ураган, испарилась, оставив после себя мелкие алебастровые звёздочки.

На этом моменте я резко вскочил с кровати и увидел, что время ещё было позднее, потому как за окном стояла безмолвная, сопровождающаяся стрекотанием сверчков и лёгким летним ветерком, ночь. Я решил выпить немного молока, дабы это помогло мне уснуть. Я встал с кровати, одел тапочки в виде кроликов с длинными ушами, и поплёлся по скрипучему полу на кухню. Вдруг я услышал странным шорох, что исходил не поодаль от бабушкиной комнаты. Я заинтересованно, но очень тих и настороженно начал туда красться. Дверь её комнаты была легонько приоткрыта и я заметил её тело. Она сидела на корточках в чём-то заинтересованно копавшись. Кажется, это были какие-то бумаги или письма или что-то вроде того. Не замечая меня, она продолжала это делать, пока я случайно не скрипнул дурацкой половицей. Она вздрогнула, видимо от неожиданности услышанного. Она лишь медленно повернула на меня свою голову и в её глазах я увидел не то испуг, не то страх, сопровождаемый лёгким остолбиванием.

– Бабушка, – спросил я от волнения, – что ты здесь делаешь, ведь люди ночью должны спать. И что это за бумаги? – указал я на них головой.

Она встала на ноги, подошла ко мне, и, словно подбирая что сказать, ответила:

– Ах, эти бумаги? Да ничего в них интересного нет, лишь… старые переписки с моими приятелями. Решил вот вспомнить молодость, так сказать, – ответила она мне с лёгкой улыбкой, – а ты почему не спишь? Приснился кошмар?

– Да. Я решил сходить попить молока, а тут ты… Дай мне взглянуть на эти бумаги?

– В этом нет необходимости, – сказала она, встав наперекор моему пути, – пей молоко и ложись спать.

– Бабушка, ты что-то скрываешь? – сказал я с подозрением, – ты же знаешь к чему это может привести.

С самого детства я был послушным мальчиком.

– Нажмёшь кнопку? Что же ты говоришь такое? Родную бабушку подозреваешь в пособничестве бунтарям? Ох… не ожидала этого от своего любимого и единственного внука, – Она рукой подпёрла слегка морщинистый лоб, закрыв глаза, пуская слезу.

В каждом доме или квартире находится специальная кнопка, сообщающая о рефюзере в БОП. Люди оттуда сразу же реагируют на экстренный сигнал, пригоняя специальную бригаду на место преступления. Эта кнопка – мера безопасности, которая появилась благодаря Великому Вождю и должна присутствовать у каждого человека, в каждом жилом помещении, ибо это положено по уставу.

Вдруг, остолбенев, я задумался, действительно ли виновата бабушка. Она относилась ко мне хорошо и я бы никогда не подумал, что она может скрывать что-то противоуставное, что она желает зла, что она рефюзер в конечном счёте.

Стоя прямо перед ней, я чувствовал, как моё лицо наливается капельками пота, я словно ученик, готовы предать своего учителя, научивший меня многому, я был в неведении как поступить. Правопослушный гражданин не должен скрывать ничего, если ему бояться нечего, но ведь она моя бабушка… Как она могла так поступить?

Я подошёл к ней:

– Бабушка, тебе бояться нечего, если ты мне покажешь свои бумаги, я верю, ты уставопослушный гражданин.

Она резко перевела на меня свой взгляд, словно говоря, как она недовольна моей просьбой:

– Ах, ты хочешь узнать? Ну хорошо, ты узнаешь очень многое обо мне и вряд ли будешь доволен, – указала она на меня пальцем. – но зато, быть может когда-нибудь это ваше «Великое Государство изменится и тогда люди узнают, поймут, – сказала она с особым энтузиазмом, проблеском некой надежды. – насколько они были глупы. Пойдём, пойдём скорее, быть может, ты окажешься тем самым человеком, что посеет семя революции…

– Что ты такое говоришь?! – выпалил я.

Нет, это точно не моя бабушка, она не могла так нагло, прямо и безнаказанно это сказать. С ней явно было что-то не так. Но что? Это я и преднамеревался узнать. Нужно было немедля просмотреть кипы её бумаг.