— Да ладно вам. Я виноват перед вами, не смог толком исполнить ваши желания. Ну побейте меня, если хотите.
— Говорят тебе: передай своим преподавателям, что я вполне доволен. И готов остаться здесь.
— Не понимаю, — признался этот тип. — Вы, наверное, со мной шутите.
— Да какие шутки! — рассердился я. — Делай, что сказано!
— Вы и недели здесь не протянете. Если, конечно, я опять не заблокирую вам участок памяти.
— Протяну месяц. В своём уме и рассудке.
Студент недоверчиво покачал головой.
— Великий вождь! — послышалось из-за загородки.
— Да!
— Там бабы ругаются. Из-за чего — непонятно.
— Скажи, что я сейчас выйду и накостыляю всем! Не разбираясь, кто прав, кто виноват!
— Понял, великий вождь.
Мы помолчали, прислушиваясь. Вскоре яростные женские крики, на которые, в пылу спора, никто из нас не обратил внимания, затихли, будто по команде.
— Хлопец, я ведь из Украины. Понимаешь? Из Украины, — с этими словами я шлёпнул своего собеседника по колену. — Сам знаешь, какого периода.
— Работы Юрия Сёмина в киевском «Динамо», — отбарабанил этот тип.
— А украинцев этого периода ничем не запугаешь, не удивишь, не собьёшь с толку. Мы даже в аду найдём положительные моменты. А что такое каменный век? Никаких тебе подорожаний, рож этих депутатских и правительственных не видишь…
— А как же футбол? И пиво?
— Придётся потерпеть, — ответил я. — Разве что…
— Да?
— Фантасты пишут, будто бы если человек вот так гуляет по времени, то может поменяться ход истории.
— Чепуха, — поморщился этот тип. — Время само затягивает возникшие в нём дыры. Не буду читать вам лекции. Я, знаете ли, сам вас тут не оставлю. Просто не смогу!
— Спорим, что я отбуду тут месяц? Тридцать дней?
— На что?
— На щелбан.
— Почему именно на него? — удивился этот тип.
— А на что ж ещё? Пиво ты не пьёшь, деньги из воздуха делаешь. Так не интересно.
— Я не могу! Мне совесть не позволяет!
— Преподам своим доложишь, что я категорически отказался возвращаться из каменного века. Хочешь, в глаз тебе дам для правдоподобности? Защитишь свою курсовую. А я тут побуду. Не каждый же день попадаешь в каменный век, будет потом что вспомнить.
Этот тип призадумался и ответил после паузы:
— Я вам не говорил, но с неудовлетворительной оценкой за эту курсовую нечего и мечтать об аспирантуре. И настоящим магом мне тогда не быть. Фокусником разве что. Базарным. Если вы всё-таки шутите, то с вашей стороны это жестоко.
— Великий вождь! Обед готов!
— Сами жрите! Пусть этот обед вам поперёк горла станет!
Выкрикнув это, я прислушался к удаляющимся шагам и протянул руку студенту.
— Спорим? Ну?
— Я читал об этом вашем обычае. Он называется пари. Я подаю вам руку, а кто-то должен разбить.
— Обойдёмся без этого кого-то.
— Знаете, я не думаю, что сразу смогу вытащить вас отсюда, если здешняя жизнь покажется вам невыносимой.
— Значит так. Мы сейчас вместе пойдём на обед. И я заставлю тебя жрать полусырое мясо и лепёшки грубого помола. Очень грубого.
Студент подал мне руку.
— Всё, — сказал я. — Срок действия нашего пари начался. Запомни: месяц. Тридцать дней.
— А чем я объясню своим преподавателям необходимость вашего возвращения по истечению этого срока?
— Скажи им, что спать не мог, переживал за меня. Совесть тебя грызла. И ты уговорил меня вернуться. К патриотизму взывал, объяснил, что киевскому «Динамо» позарез нужен такой болельщик, ну я не знаю. Придумаешь за месяц.
— Если мне утвердят курсовую, — прошептал этот тип, — то я найду способ оставить за вами деньги. Хотя бы их часть.
— Кстати, о деньгах. Разменяй мне немного на разноцветные ракушки. По курсу.
— Разве что по весу.
— Грабитель, — вздохнул я. — Ладно, давай.
— Всё-таки хорошо, что именно вас машина в отделе статистики выщелкнула на монитор, — возбуждённо заговорил этот тип. — Методом случайного отбора. Я так боялся! Знаете, какие люди бывают?
— Знаю.
— Даже не догадываюсь, что вам сказать на прощание. Как приободрить…
— Слушай, иди ты куда подальше.
Этот тип хлопнул меня по плечу и посоветовал:
— Держитесь.
* * *
Ещё крепкие и жилистые старики мастерили копья, топоры, ножи и скребки. Пыхтя, колотили они камнем о камень, сверлили, прилаживали. Те, что постарше и послабее, плели корзины и считались старейшинами племени. При мне, правда, этот орган управления практически утратил свою власть. Совсем старых и немощных раньше принято было убивать, но я запретил этот обычай.
Читать дальше