Александр Черенов - Несостоявшийся Горби. Книга вторая

– Моё предложение! Вот оно: мы с Горбачёвым одновременно пишем заявлением с просьбой об освобождении нас от обязанностей члена Политбюро и секретаря ЦК! Пленум уже на носу – так что решения долго ждать не придётся! А дальше я возвращаюсь в Ленинград, а Горбачёв – в Ставрополь! Можете даже поставить его министром сельского хозяйства, но без членства в Политбюро и при хороших заместителях, а не то он вам наруководит… до продуктовых карточек! Когда я вернусь в Ленинград, всем станет ясно, что Романов за власть не держится, что кресло Генсека ему не нужно, что ему, как тому Верещагину из «Белого солнца пустыни», всего лишь «за державу обидно»! Ну, как вам – такое предложение?!

«Немая сцена» в гоголевском «Ревизоре» онемела бы ещё больше – теперь уже от зависти к тому, что выдали участники квартета. И неважно, что оригинальности в мимике товарищей было немного: преобладали выпученные глаза и отвешенные челюсти. Зато, как они были выпучены и отвешены! Да и по продолжительности «немая сцена номер два» вряд ли уступала классической. Ни один физиономист, ни один психолог не взял бы на себя смелость утверждать, чего больше имелось в онемении участников сцены: потрясения «самопожертвованием» Романова – или «злодейским покушением» на замыслы Горбачёва и его компаньонов.

Сцена явно затягивалась – и Романову вновь пришлось взять слово. И слово было о деле. То есть – не то, библейское, которое было «вначале»: на этот раз слову предшествовало дело.

– Я внес предложение – а вы, словно языки проглотили! Разве мы собрались здесь не для того, чтобы попытаться разрешить противоречия?! И это – не моя формулировка: ваша! Да и сама идея – не моя! Так, чего же вы молчите?! Или я не оправдал чьих-то ожиданий?! «Не будем говорить, кто – но это был Слонёнок!». То бишь – Горбачёв! Так? Вместе с ним вы ждали от меня чего-то другого?! А чего именно? Может, полной и безоговорочной капитуляции на радость Михаилу Сергеевичу и другим товарищам… и господам?!

Потрясение гостей радикализмом оппонента было настолько сильным, что они даже не отреагировали на «союз товарища Горбачёва» и пока ещё анонимных «господ». В более адекватном состоянии они, разумеется, «не преминули бы».

– Я жду! – напомнил о себе Григорий Васильевич, не считаясь ни с тактом, ни с лимитом времени на потрясение. Как всегда, и на этот раз он посчитал, что потрясаться нужно в рабочем порядке: одно не должно мешать другому. А именно – нерабочее состояние… работе! То есть, нужно совмещать – как в интересах дела, так и в интересах… совмещающего.

Первым – вероятно, как старший в компании не только по возрасту, но по чину или перспективам на чин – вернулся к жизни Егор Кузьмич. Правда, и после этого ему пришлось некоторое время традиционно откашливаться. Наконец, он вновь обрёл политическое мужество – насколько это было возможно в условиях такого сильного потрясения и перед лицом такого неприступного и бестактного оппонента.

– Скажу честно, товарищ Романов… мы пришли сюда для того, чтобы попытаться сблизить позиции…

– Чьи?! – моментально «отработал перехват» Романов. – Чьи именно? Фамилии «владельцев позиций»? И каким образом сблизить? В чью сторону – а, вернее, в чью пользу? За счёт чего – и за счёт кого?

Лигачёв покраснел: «какой бестактный товарищ»!». Никакой политической… обходительности: сразу – в лоб!

– Ну, Григорий Васильевич… ну, Вы прямо… как этот… следователь НКВД образца тридцать седьмого…

Романов поморщился: Лигачёв был «в своём репертуаре». А «репертуар» Егора Кузьмича был хорошо известен Григорию Васильевичу. Неприязнь очередного секретаря ЦК к славному прошлому стала уже притчей во языцех. Но вступать в дискуссию, а тем более, ставить товарища на место с позиций исторической правды, сейчас было не время, и не место. Перед Григорием Васильевичем стояла, куда более важная задача, чем «постановка на место», от которой Лигачёв всё равно не ушёл бы. Но махнуть рукой – комбинированно и очень наглядно – Григорий Васильевич не посчитал лишним.

– Ладно, можете не отвечать! Только – одно уточнение: не я ставлю вас в неудобное положение своей прямотой – вы сами поставили себя. И не только сегодняшней уклончивостью, но и «вчерашним» смыканием с Горбачёвым.

Никто из «четвёрки» не посмел отметиться в Романова прямым взглядом. Наконец, «погуляв глазами», «к микрофону вышел» Алиев.

– Если я правильно Вас понял, Григорий Васильевич, Ваше предложение – это единственное, что Вы можете предложить?