Николай Грошев - Толеран (СИ)

— Евреи — нет! — Рявкнул фюрер.

— Вынужден вас огорчить. Прочтите последние страницы этой книги. Евреи стали лучшими солдатами мира после падения вашей армии. Всё зависит от обстоятельств.

— Значит, я должен создать обстоятельства, в которых… — Он выжидательно посмотрел на Толерана.

— В которых каждый человек планеты станет лучшим солдатом…. Когда начнётся Наша война — лучшие будут умирать сотнями. Нужно, что бы лучших были тысячи. Иначе Человечество обречено.

— Я не подведу. — Решительно сказал фюрер.

— Надеюсь. — Толеран встал на ноги. Фюреру стало плохо. Голое чудовище перед ним, не имело половых органов — на их месте блестел плоский синеватый металл. — Чемоданчик сделан из пластика, и он остаётся вам, в качестве второго дара. Если вы сумеете разобраться, из чего он состоит и воспроизвести его: у вас будет лучшая броня в этой войне. Прощайте.

Толеран повернулся спиной к фюреру и по всему его телу поползли сине-белые полосы светящейся жидкости — так это выглядело. А потом он исчез.

Фюрер долго смотрел на то место, где пропало чудовище. Пред его глазами всё ещё была эта спина — мешанина плоти и металла, покрытая вмятинами, подпалинами и глубокими порезами, из которых не текла кровь. Это существо действительно вышло из какого-то кошмарного боя. Ибо бой, в котором дерутся монстры, другим быть не может.

Он посмотрел на книгу перед собой. Несколько раз перечитал название. Ударил себя по щеке и снова посмотрел на книгу. Пощупал её страницы. Долго сидел не шевелясь, пытаясь принять и осознать тот факт, что это всё произошло в действительности. А потом, решительно хмурясь, углубился в чтение книги.

«Война почти закончилась. Они напали неожиданно — никто не мог предположить, что немцы всё же начнут войну против нас. Особенно, после того как мы заключили все эти новые соглашения. Мы считали их друзьями. Они так помогли стране в 41-ом! Но всё было сделано только что бы усыпить нас — заставить поверить, что они друзья. Немецкие танки атаковали 5-ого мая 1942-ого. 5-ого первый выстрел был сделан по нашей границе, а сейчас 25 августа и бои идут уже в Москве…»

Сердито жужжа, пуля пронесла над головой и врезалась в стену, брызнув целым фонтаном бетонной крошки. Солдат выронил блокнот, в котором писал обо всём, что происходило с ним. Писал с первого дня войны. И сегодня он делал последнюю запись в своём импровизированном дневнике.

Алексей — бывший школьный учитель, который ещё год назад и представить не мог, что когда-нибудь кого-нибудь убьёт, чувствовал, что на этот раз запись будет действительно последней. Каким-то шестым чувством он ощущал близость собственной смерти. Он точно знал, что никогда не сдастся проклятым фашистам, но, сколько уже советских солдат, точно знавших, что лучше смерть, чем плен — уже в плену? Решимость умереть, но не сдаться врагу, не могла служить достаточным основанием, для полной уверенности в своей скорой смерти. Но всё равно он чувствовал именно смерть.

Алексей сполз за груду обломков — все, что осталось от второй стены, и огляделся в поисках более надёжного укрытия, желательно с лучшей позицией для ведения огня. Над головой пронеслось ещё несколько пуль. Где-то совсем рядом тяжело ухнула пушка и громом разнёсся взрыв. Кто интересно стреляет? Это наши или немцы? Непонятно. Сейчас по всей Москве шли бои. Кто где неизвестно. Резервы из Сибири — единственной территории СССР ещё находившейся под контролем советских людей, к городу подтянуть не успели, и они подошли, уже когда немецкая пехота вошла в город. Со свежими силами им удалось отбросить захватчиков и отвоевать несколько улиц. Но теперь ситуация изменилась кардинально. Алексей со своим отрядом двое суток вёл сражения с немцами и за это время только один раз он наткнулся на группу таких же «потерявшихся» солдат. Группы соединились, и под его командой оказалось девяносто восемь человек.

Алексей попытался подползти к потерянному блокноту. Очередь легла практически у самого носа. С огромным сожалением Алексей отказался от дальнейших попыток вернуть, на сегодня, самый дорогой для него предмет. Он отполз дальше назад и, подскочив на ноги, согнувшись чуть не до пола, побежал вглубь развалин. За спиной яростно трещали автоматы и винтовки, пули неслись ему в след. И ни единого человека сейчас не бежало за ним, никто не прикрывал его отступление, бывшее, по сути, бегством — все девяносто восемь погибли. Уже третьи сутки он воюет совсем один.