Мать тут же встала после этих слов, оглядываясь по сторонам, не слышал ли кто. На что дед лишь усмехнулся и, посмотрев на меня, ткнул пальцем в план, где была дата его смерти, которая должна была быть только через семь лет. Теперь там стояло завтрашнее число.
Я не помню, как я выбежал из дома, так же, как и не помню, о чём тогда думал. Вроде о ненависти к системе и о том, сколько уже моих знакомых, вроде Ирины, погибло за свободу.
Я бежал и мысли жужжали в голове роем надоедливых мух. На улице давно уже была ночь, комендантский час наступил, но мне было всё равно. А потом я увидел его.
Догнав старика, я кинулся ему в ноги и повалил на землю. Схватив за пиджак, я с головы ударил его в нос. Брызнула кровь, неожиданно много крови, отчего я сразу встал и отошёл от него, боясь, что Антон не выдержит такого удара.
Кондитер не только пережил, но и попробовал встать, однако силы подвели его в конце. Я подошёл к нему и помог сесть. Всё же мне его ещё отдавать в руки правосудия. Однако он неожиданно резко схватил меня за футболку и притянул к себе.
– Пожалуйста, Миш, я не хочу умирать. Почему я должен сейчас? Я всё делал, всё выполнил, мы даже не стали с женой заводить детей, хотя очень хотели, я стал этим чёртовым кондитером. Да я ненавижу сладкое с детства! – говорил Антон дрожащим голосом. – Дай хотя бы неделю, всего неделю пожить, как я хочу, сделай подарок старику!
– Простите, дядя Антон, я не могу, – сказал я, отстраняясь от него и набирая номер органов жизнепорядка. – Мой дедушка из-за вас может умереть. Мы лишь механизмы на конвейере, а вас пора вернуть на своё место.
| Савва Градинар
«Снова… Снова убирать прозревшего… Снова убивать царька в голове и выкалывать глаза… Но иначе всё рухнет…» – Я сидел на переднем сидении служебной машины и курил сигарету. Дым тонкими струйками рассекал холодный осенний воздух и растворялся в пустоте, оставляя после себя лишь едкий запах табака. По трасе изредка проносились машины, нарушая незыблемую ночную тишь.
– Где он ходит, – буркнул я и выкинул окурок на обочину сквозь открытое окно. Как только потянулся в карман за пачкой сигарет, дверь машины распахнулась и за руль сел Джим.
– Я вернулся! – с широкой улыбкой на лице сказал тот и захлопнул дверцу. Затем он несколько раз шмыгнул носом и в непонимании протяжно помычал. – Аарон! – вдруг воскликнул Джим. – Ты снова курил эти паршивые сигареты?
– Да. Тебе следовало уже привыкнуть к этому. И не нужно так на меня смотреть. Сигареты – одна из жемчужин, оставшаяся нетронутой в этом мире. – Я смотрел на Джима через зеркало заднего вида: его густые подкрученные усы подрагивали от негодования. – Давай побыстрее разберёмся с этим парнем и по домам.
Джим смолчал, завёл машину и надавил на газ.
– Что сказали в придорожном кафе? – спросил я.
– Сказали, что сегодня много клиентов и что у них превосходные пончики.
– Отлично. Значит, они ничего не помнят… Система «Обливио» сработала как надо.
– А она хоть раз ошибалась? – удивился Джим.
– Вероятно. Просто об этом никому не суждено помнить.
– Всё-таки мы живём в век гениальности и муляжа, – сказал Джим. – Вот не укладывается в голове: как какой-то алгоритм может остановить все войны на планете и убить все людские пороки.
– И вместе с ними убить людскую сущность.
Я начал вспоминать то, что мне уже хорошо известно. Иногда помогает вновь осознать, на первый взгляд, абсурдную реальность: я уже как пять лет работаю в ОУ – Отделе Устранения вышедших из-под контроля системы «Обливио». В начале моей службы мне внедрили в шею чип, глушащий все сигналы «Обливио». И уже пять лет я жив по-настоящему, мыслю своей головой и принимаю решения сам. Некоторое время я упивался осознанием собственной свободы, но вскоре меня задавило чувство отчуждённости. Все вокруг – марионетки, а «Обливио» – лишь прагматичный и бездушный кукловод.
Система «Обливио» анализирует текущее психическое состояние человека, и на основе этого влияет на его мозг. Происходит это через слабые электрические импульсы, исходящие от телефона, пока тот находится в руке хозяина, через прослушивание музыки и просмотр любого видео. Даже если на этом видео будут убивать человека, вероятность чего равна нулю, учитывая тотальный контроль над медиа, двадцать пятый кадр перестроит человеческое мышление так, как посчитает нужным «Обливио». Она пожирает личность человека и заменяет на необходимую мирному и процветающему обществу. Благодаря этому изобретению Америка смогла установить свою неоспоримую гегемонию на всех континентах, сотворив утопию во плоти. Никто не знает об «Обливио», за исключением госслужащих и ОУ. И даже те, когда уходят в отставку, лишаются чипа, и «Обливио» стирает их память о себе.
Читать дальше