Александр Лепенский - Суицид лезвием книги. Монологи Пальтиеля

Но трубку она не взяла, а я встретил это с улыбкой отчаяния, и сразу же получил от нее сообщение, завязался диалог.

– Саш, не надо звонить, я же говорила, он будет точно недоволен.

– Я понял тебя, ладно.

Спустя 5 минут:

– И это все?

– Ты о чем, Ализ?

– Не называй меня так, будто старушка какая-то. Так что ты хотел?

– Увидеться, я в Сером городе.

– Ну конечно, ты всегда появляешься не вовремя.

– А когда-то будет вовремя?

Спустя еще 15 минут:

– Ладно, давай.

Ну а дальше мы уже договорились о времени, месте; зная нас, ничего удивительного, что место было тихое, а в руках шампанское и плед, так мы и оказались на набережной. Было даже несколько волнительно, ведь в целом наша последняя «серия» была негативной, по ее словам, конечно, я оказался очень плохим, это самое мягкое слово из всех. Вкратце, мне тогда было 23, а ей 18, познакомились мы через общую знакомую на расстоянии, просто в упоминаниях, и сразу загорелись в диалогах, я тогда только начал писать блог, она тоже что-то писала, все само по себе было очень остроумно. Символично то, что встретились мы на Новый год в моей квартире, где я находился в толпе людей, сам этот поступок со стороны Ализ уже восхищал, это было решительно, кстати, там мы и поцеловались первый раз, но так как она была с подругой, то та ее через пару часов уже утащила, а мне оставалось только вспоминать, как это было. Дальше было караоке, а поет она, как прокуренный ангел, там я оказался со своим коллегой, она же с двумя подругами; проблемой оказалось то, что после завершения вечера мне пришло в голову спросить у нее номер одной из подруг, это первый наш негатив. Но дальше были еще встречи, прекрасные, все это разбавлялось потрясающими диалогами в сообщениях, и она уже была готова ко всему, а я все остановил, просто резко сославшись на ерунду, мол, возраст у тебя, Ализ, не тот, понимаешь? Не понимает она. И правильно. Дальше были только интрижки и чувство незаконченной истории. Но я тогда не мог рассказать ей настоящей причины, а здесь после одного диалога все же понял, что она достойна знать одной из первых.

Ночь приближалась, а потому диалоги подходили уже к самому ядру, ибо начинали мы с поверхности. Она оделась в стиле «смотри, с кем ты мог быть», меня это улыбало, Ализ всегда говорила, что наши разговоры слишком сложные, а ей хочется легких, но не в этот раз, а ядро было таковым.

– Саш, сейчас ощущение, будто меня внутри щипают, не люблю так.

– Я так тебя чувствую и понимаю, но бегать за историей не хочу, если ты не видишь новой, то увы, это твой якорь.

– Якорь – это даже романтично. Навсегда иметь забитый гвоздь в голову, который не под силу никому выкорчевать, – она чуть помолчала и продолжила: – А я думаю, у тебя будет свой якорь в виде перекуров на балконе. Которые никогда не удастся воспроизвести.

– Это ты уже романтику придумываешь, Ализ.

– Ой, ну все. Дело в том, что наше с тобой общение априори ни к чему хорошему не приведет, это всем понятно.

– Приведет. К большой любви! И смыслу жизни! – саркастично сказал я с такой довольной улыбкой.

– Нет, кто любил, уж тот любить не может, – как всегда серьезно восприняла она.

– Но ты не сгорела.

– Сгорела.

– Что, если я захочу тебя украсть?

– Саш, я очень злопамятна в этом плане, ты можешь хоть миллион раз сказать, что ничего не сделал, но сердце выжег. Полбеды, что я с выжженным никому не нужна, настоящая беда, что мне никто не нужен. И у нас не может быть постоянного общения, снова же, потому что я злопамятна, и ненамеренно, я серьезно не могу выкинуть из головы все, что чувствовала, особенно, если это со знаком минус!

– Но странно в этом винить меня.

– Ты дебил, что ли? Или нарочно?

Я рассмеялся.

– Посмейся еще.

– Ну это смешно, Ализ.

– Ну вот, год-два года не курила, с тобой поговорила, и вот опять.

Берет из моей пачки сигарету и закуривает. А я же чуть загрустил, улыбаясь, закурил тоже, это был интересный дым, важный. Тут я и решил все рассказать ей, почему я не полюбил ее, почему я вот такой, а теперь расскажу и вам.

Все дело в том, что моей памяти нет предела, мне достаточно увидеть на долю секунды что угодно, и через абсолютно любое время мне удастся все это воспроизвести до малейших деталей, мне достаточно просто пройтись по книге глазами, и она навсегда останется во мне, именно этому все всегда завидовали, что глупо. Худшее, что может случиться с человеком – это иметь такую память. Но главное здесь снова не это, а то, что я помню всю свою прошлую жизнь от и до, полностью, где я уже любил, об этом будет сказано много, и за всеми разговорами о жизни после смерти, за всей тошнотой от этой лжи мне не хватило сил молчать, потому я и захотел рассказать правду, это и было ошибкой.