Александр Черенов - 1945 - Черчилль+Трумэн+Гиммлер против Сталина. Книга вторая

– Скажите, рейхсфюрер, правда ли то, что Вы через Бернадотта хотите связаться с англосаксами?

Гиммлер даже растерялся: невинный вопрос – или за этим стоит нечто большее? Он обменялся быстрым взглядом с Шелленбергом, присутствовавшим при встрече в качестве «референта герра рейхсфюрера». Шелленберг помотал головой. Возможно, он и сам лишь удивлялся смелости гросс-адмирала, но рейхсфюрер воспринял это, как подсказку.

– Нет, конечно. С чего Вы взяли?

– Из радиоприёмника, – не усмехнулся Дёниц. Ему нетрудно было сделать это: он вообще не усмехался. Не потому, что не имел такой привычки: не умел.

– И что ещё Вы узнали из него? – усмехнулся за двоих Гиммлер: уже «овладел собой».

Гросс-адмирал не испугался – ни вопроса, ни «иллюстрации к нему».

– Кое-что узнал. Например, то, что Вы хотите капитулировать на Западе. А также то, что с фюрером «случилось» кровоизлияние в мозг. А ещё то, что, как говорят на Западе, «из независимых источников» эта информация не подтвердилась.

– Вы разговаривали с Берлином? – ухмыльнулся Гиммлер: уже достоверно знал, что связи со столицей рейха нет.

– Нет: с людьми из Берлина.

– ???

Гиммлер не играл: это был действительно сюрприз. Как-то не верилось в то, что кто-то смог вырваться из осаждённого города.

– Генерал-фельдмаршал фон Грейм и капитан Райч виделись с фюрером.

– Генерал-фельдмаршал?!

– Да, фюрер произвёлся фон Грейма в чин, и назначил его Главнокомандующим ВВС вместо Геринга.

Рейхсфюрер побледнел. Он ещё не всё понял, но кое о чём уже начал догадываться. Изменился в лице и Шелленберг: ему не понравились слова Дёница. В них чувствовался какой-то подтекст. Подтекст, может, не осознаваемый и самым Дёницем.

– Вы лично виделись с фон Греймом?

«Сухарь» Дёниц опять не дал эмоций.

– Нет. Я уже находился по пути сюда, когда мне стало известно, что фон Грейм – в Плоене.

– Откуда?

Вопрос рейхсфюрера относился явно не к точке отправления.

– Из ставки фюрера, – с неподвижным лицом усмехнулся Дёниц. – Мне сообщили, что новый Главком ВВС генерал-фельдмаршал фон Грейм прибудет для выполнения особо важного задания фюрера.

Рейхсфюрер слегка перевёл дух: неприятно, но не смертельно.

– Так, что Вы хотите от меня, гросс-адмирал?

– Определённости в наших отношениях.

Рейхсфюрера передёрнуло: так вассалы не разговаривают! Или, всё-таки, за прилётом фон Грейма что-то стоит?!

– А что в них неопределённого?

Даже кресло не помешало Гиммлеру выпрямить спину и высокомерно дёрнуть подбородком.

– Я остаюсь рейхсфюрером СС, министром внутренних дел и начальником полиции! То есть, единственным человеком в Германии, располагающим, пусть и остатками, но реальной власти!

Кажется, решимость Гиммлера произвела впечатление на гросс-адмирала – и рейхсфюрер принялся активно «ковать железо».

– Вы – серьёзный человек, гросс-адмирал. Один из немногих, кто ещё может быть серьезным. Я ценю это – и предлагаю сотрудничество.

– ?

Дёниц обошёлся и одним восклицательным знаком во взгляде.

– Объединим наши усилия! – не стал тянуть с предложением Гиммлер. – Мы ещё можем спасти Германию!

– Отдав её плутократам?

– Не отдав её большевикам!

Стороны обошлись без ненужной детализации, чреватой втягиванием в продолжительные объяснения – и, кажется, это произвело впечатление на гросс-адмирала.

– Я могу подумать?

Кресло не помешало моряку почувствовать себя в строю.

– Конечно!

Рейхсфюрер не поскупился на «овечью шкуру», которой он старательно задрапировал «крокодилью сущность» своего предложения. Хотя с «крокодилом» мирно уживалась и другая составляющая: гросс-адмирал был нужен рейхсфюреру. Если и не как военачальник, то как объект симпатий Запада.

– Только, дорогой гросс-адмирал…

Гиммлер выразительно постучал по стеклу наручных часов.

– Я понял Вас.

Дёниц решительно «оперпендикулярил» тело уже стоя.

– Я свяжусь с Вами…

Две лавины войск – с запада и востока – устремились навстречу друг другу, а заодно и судьбе. На роль лавины русские претендовали в гораздо большей степени. Они выходили на линию размежевания на более широком фронте и большей массой войск. Западные союзники ни широтой, ни массовостью похвастать не могли: Сталин был прав, когда обозвал это их мероприятие «желанием застолбить участок». Но, хотя бы участок они «застолбили», и теперь перед Эйзенхауэром во весь рост встала проблема «направления главного удара»: ограничиться демонстрацией намерений – или взяться за русских всерьёз?