Олег Измеров - Стройки Империи

Длинный, похожий на мерседесовский, ярославский автобус шел маршрутом "десятки", вокруг летного поля; Виктор специально сел на него, чтобы увидеть другую часть центра — ту, откуда обычно шли на демонстрацию.

Поле показалось ему пустым и унылым; вдалеке, у ангара, торчали зеленые "кукурузники", небольшие вертолеты, похожие на оранжевых стрекоз, и несколько серебристых "антоновых" на высоких аистиных ногах.

Деревенские окраины были раскрашены в радужные цвета; пестроцветье частного сектора разбавляли пригородные базы и автохозяйства. На месте памятника летчикам грустно торчали заросли облетевшего орешника, и только белая изгородь центрального кладбища с пышной бетонной балюстрадой указывала, что город опять начался.

— Дворец Комсомола! Следующая Таксопарк!

Дворец Комсомола стоял на месте "Полтинника", частично прихватив прилегающий сквер; здесь он не терялся в глубине площади, а стал ее центром. Слева виднелись светло-серые новые корпуса "Кремния", напротив, через дорогу, выстроилась шеренга девятиэтажек заводского микрорайона, прикрывшись полосой магазина. Девятиэтажки отгородили от площади желтый послевоенный хлебозавод, а Дворец — от еще не снесенного частного сектора.

Сам Дворец полукруглой стекляшкой фасада напоминал выставочный павильон, а над фойе выступал большой прямоугольник зала; судя по афишам, там был кинотеатр. "Интересно, широкоформатный?" — подумал Виктор. Центр сквера украшал памятник — трубач с горном и в буденовке. Кто там был изображен, Виктор увидеть не успел — двери зашипели и автобус тронулся.

Автовокзал оказался малость поновей — длинный сарай из стекла и бетона, с плоским козырьком входа. Таких, наверное, здесь куча в других городах. До площади Партизан тянулись старые деревянные дома. На остановке перед площадью Виктор вышел — хотелось посмотреть на знакомые места.

Здесь, казалось, время остановилось. Стела, скульптуры, Вечный огонь — все было как в его, Виктора, реальности. За памятником площадь перекрывал зеленый забор, из-за которого виднелись еще не снесенные дома частного сектора. У перехода, на каркасе из труб, красовался щит с макетом будущей реконструкции площади. Позади стелы, в отдалении, чтобы не подавлять ее своими масштабами, должен был появиться Дворец Культуры с филиалом музея — специально про освобождение Брянска. Справа, на месте нынешнего "дома с часами", планировалось не менее эпическое здание ГВЦ — государственного вычислительного центра; как следовало из пояснения на щите, здесь должен расположиться главный электронный мозг области, с которым можно будет связаться из каждого предприятия и учреждения, а в перспективе — из каждой квартиры.

"На Интернет замахнулись? Однако..."

— Извините, пожалуйста, а вы на войне были?

Перед Виктором остановились трое школьников со значками юнармейцев — точно такие же стояли на посту перед Вечным Огнем. Видимо, только что снялись с караула.

— Из моей семьи за освобождение Брянска воевал другой человек. И погиб в этих местах.

— Извините, — произнесла девочка с двумя пышными бантами и наглаженным галстуком. — Он в Брянске похоронен? Мы носим цветы и... ухаживаем... Может, он в нашем звене?

— Это под Жуковкой, на берегу. Там много погибло. Не знаю, есть ли его фамилия на памятнике.

— Так нельзя, — убежденно произнесла девочка, — надо обязательно разыскать, и чтобы фамилию написали. Если что-то надо, мы поможем. Героев с каждым годом все меньше. И о каждом должна быть память. А мы пойдем, надо еще уроки учить.

"А ведь я в этой реальности мог воевать под Брянском и здесь погибнуть. Почему я не думал об этом раньше? Во второй реальности войны не было, в третьей и пятой — еще не было, в четвертой была давно, и только здесь она дышит мне в затылок..."

Высокий торец бериевской семиэтажки делил мировое пространство на две части — Проспект Ленина и купеческие домики в облетевших садах, еще не тронутые временем. Молочные шары с надписью "Переход" стояли дозором перед голой полосой асфальта, огражденной железными пятачками. Интересно, здесь кто-то попадает под машину? Если только очень умудриться...

"Опять не покидает мысль, что жизнь всех нас, родившихся в Союзе, измеряется войной. До войны, после войны, столько-то лет от войны, поколение, не видевшее войны... "

— Хотят ли русские войны? Спросите вы у тишины... — рокочуще донеслось из "летающей тарелки" паркового репродуктора на углу площади. Евтушенко и здесь Евтушенко.