Галина Романова - Проклятье волшебной воды

Вообще-то, белошвейка зарабатывает достаточно – если чинит, вышивает или вовсе шьет белье на богатых. Но для того, чтобы расшивать кружевами тонкие льняные простыни и сорочки, надо либо жить в другом районе, либо работать в магазине дамского белья. Верна пробовала искать работу там, но мадам Пуше, державшая единственный в их районе салон-магазин «Белая бабочка» указала ей на дверь. Не посмотрела ни на образцы, которые принесли Верна, ни на ее просьбы. На мадам Пуше работает уже восемь девочек, ей просто некуда посадить еще одну швею. Да и невыгодно делить на девятерых то, что прежде делилось на восемь! Вот если какая-нибудь из них соберется замуж или захочет оставить место – тогда да, тогда приходите и мы с вами побеседуем…

Нет, без работы совсем уж Верна не сидела. Было в округе несколько семей среднего класса и просто зажиточных людей, которые сами почему-то не могли, не умели или не хотели чинить свое белье сами. У кого-то руки не доходили, кто-то изо всех сил старался пустить пыль в глаза соседям, представляясь более обеспеченными, чем на самом деле. Было несколько одиноких мужчин и вдовцов. Будь Верна помоложе и одного с ними круга, можно было бы… Нет! После смерти Джорджа ей не хотелось впускать в свою жизнь никого. И дело вовсе не в том, что Джордж порой выпивал и в подпитии поколачивал жену. И не в ее внешности, обычной и ничем не примечательной. И даже не в ее бедности, а… не хотелось. И все тут. Да и не одна она вовсе. У нее есть Виктор. Единственный мальчик-юноша-мужчина, которого она любила и на которого не могла надышаться. Тот, ради которого готова была терпеть все – голод, холод, нужду, выходки пьяного мужа. Одного не могла бы вытерпеть – если бы Виктор ее бросил.

Хотя, нет. Об этом и думать-то грех. Второго такого сына еще поискать. Все соседки с ее улицы завидовали миссис Верне Чес – какого она вырастила сына. И красивый, и умный, и работящий… Женщина принимала похвалы, смущаясь и не зная, как реагировать. Она просто любила своего мальчика и знала, что он платит ей тем же.

Она уже подходила к своему повороту, когда городской шум прорезал пронзительный рев клаксона. И почти сразу в отдалении несколько раз глухо хлопнуло. Выстрелы? Прохожие вздрогнули, потом заторопились в разные стороны. Проезжавший мимо кэбмен так хлестнул лошадь, что та с рыси сразу перешла на галоп и промчалась прочь, напугав какую-то парочку, переходившую улицу. Брызги грязи из-под колес обдали женщине юбки, мужчина принялся ругаться. Стоявший на углу бобби* пронзительно дунул в свисток.

(*Бобби – здесь, полицейский).

Все это Верна замечала отстраненно, прижавшись к стене и обеими руками обхватив корзинку, где вперемешку лежали несколько простыней и пара сорочек, а также пакеты из булочной, головка сыра и несколько пакетиков крупы из бакалейной лавки. Выстрелы и гудение слышались с ее улицы, и женщина гадала, что бы это могло быть. Хотя, гадай – не гадай, все знают, что вот такой сигнал слышится, лишь если служба зачистки нашла очередного мутанта.

Несколько минут женщина не могла сдвинуться с места – пока мимо нее, грохоча по брусчатке колесами и позвякивая колокольцами, не прогрохотал крытый фургон, наподобие тех, в каких ездят пожарные команды. Только вместо поливальной установки была металлическая клетка, а вместо пожарных сидели чистильщики. Их сопровождало четверо конных полисменов. Улица, казалось, замерла и оцепенела на те полторы минуты, пока, вынырнув из одного проулка, команда чистильщиков не свернула в другой. Только после того, как цокот копыт замер в отдалении, и все вокруг пришли в движение, Верна Чес отлепилась от стены и заспешила домой.

Улочка шла под уклон, и сейчас это ощущалось особенно остро. Женщина сначала просто шла, потом ускорила шаг, а последние метры до своего дома почти бежала, задыхаясь от волнения и тревожного предчувствия. За последние полгода чистильщики появлялись на их и трех соседних улочках десять раз. Чаще увозили одного-двух, но порой бывало, что хватали сразу всю семью. Так было с Джонсонами, жившими в доме напротив. Забрали самого Джонсона, его жену и ребенка. В доме осталась только старуха, мать Стива Джонсона, которая исчезла несколько дней спустя тихо и незаметно. А еще через несколько дней в их бывшем домике на окнах появились новые занавесочки других жильцов. Несмотря на дороговизну, жилье в здешнем квартале редко пустовало.

На стене на углу соседского дома виднелось черное пятно странной формы – нечто с четырьмя руками растопырилось в прыжке. Земля под ним была темной от пролившейся здесь… крови? Слизи? Воды? Улица казалась пустой, но едва Верна юркнула в свой дом, как послышался торопливый стук.