Александр Чернов - Одиссея капитана Балка. Дилогия (СИ)

российских элит: Двора, дворянства служилого и поместного, собственного семейства. И в

первую очередь, со стороны многочисленных дядюшек.

Отдельная песня – Сенат. А еще Победоносцев, Синод и прочие церковные иерархи.

С кем-то он предполагал управиться быстро, но кто-то вполне может встать и на путь

составления заговоров с покушением на цареубийство. И не в 18-м году, а гораздо раньше.

Но серьезное преимущество - фора первого хода - было у него.

***

Дик внезапно вырвался из снежной пелены откуда-то сбоку. Он мчался на Николая

неотвратимо как торпеда, от которой кораблю уже не увернуться, и всем на мостике

остается только отрешенно следить за тем, как ее стремительный, пенный след

приближается к борту.

«Все. Быть мне сейчас в сугробе. Подловил-таки, хитрый волчище, - пронеслось в

голове Николая, - Ух, а ты откуда, шельма!» Каська темной молнией взвилась из-за

ближайшего белого бархана, сшибла на лету Дика, уводя в сторону от хозяина. И тут же

псы с притворным рычанием и клацаньем, играя, укатились куда-то в снежную пыль…

«Да… А вот японскую мину от «Николая» в Токийском заливе никто не отвел…

Сколько жизней потеряно! И это в самый последний день войны. Какое горе! И какое же

счастье, что все это кровавое безумие на Дальнем Востоке наконец-то закончилось. Но

сколь многозначительным стало это грозное предупреждение о том, что прав Руднев был в

выводах своей записки: в будущем роль подводных миноносцев возрастет не просто

многократно, но и приведет к революции во всем военно-морском деле…

Только бы наши на обратном пути во Владивосток никого не растеряли. Алексеев

доложил, что там у них сейчас штормит преизрядно.

И, пожалуй, телеграмму в Потсдам нужно будет послать еще сегодня. Как обещал.

Так что, пора нам готовиться к приему гостей. Вильгельм собирался чем-то удивить.

Только я, наверное, знаю чем, - Николай улыбнулся, вспоминая доклад Фредерикса об

очевидном сердечном влечении некой юной особы к отважному Принцу на белом коне,

поражающему толпы азиатских варваров… из германского Маузера.

Вот она вам во всей красе - оборотная сторона нашей с Банщиковым затеи с фото- и

кинорепортажами из Маньчжурии и с Квантуна. Благодаря которым, весь мир смаковал

отъезд Михаила на передовую из артурского госпиталя вопреки охам-ахам Стесселя и

эскулапов. Похоже, что доскачется братец. Ох, доскачется! Но, судя по всему, Мишкин и

сам не против.

Худого в этом ничего не вижу. С немцами у нас пока все складывается правильно.

Главное, чтобы мамА раньше времени не прознала. Вильгельм, слава Богу, умудряется о

наших общих делах крепко держать язык за зубами. Понимает, сколь высоко подняты

ставки. А как он вытаращивал на меня свои гневные глазищи тогда, у Готланда! Когда я

ему про «эпическую битву с сарматами» напомнил, о которой он распинался в

Мариенбурге перед толстобрюхими братьями-меченосцами.

Так, поди, и не дознался до сих пор, кто об этих его пассажах проболтался. На графа

Остен-Сакена думает, естественно. Но наш старик посол мне его как раз и не выдал, а в

том, что тогда, в августе, у Готланда все без сучка, без задоринки прошло, огромная его

11

заслуга была. Ну, и Михаила, конечно. Да и Дубасов, надо отдать должное бывалому

морскому волку, тоже был великолепен…»

И вновь нахлынули воспоминания. Летняя Балтика, могучие корабли, трепещущие на

ветру флаги и ленточки бескозырок. Дымные шапки и грохот салютов. Вильгельм в

русской адмиральской форме, идущий вдоль строя наших моряков…

Глава 1. За кулисами победы: землетрясение в Сферах.

Царское село, Санкт-Петербург. 28 февраля – 02 марта 1905-го года

В тот памятный день произошли два события, вызвавшие нешуточный переполох в

царском семействе. Все началось утром, когда во время умывания внезапно упала в

обморок, до крови разбив при этом затылок об ручку шкафа, камер-фрейлина царицы

княжна Софико Орбелиани, - Сонечка, как звали ее в окружении Государыни.

Откровенно говоря, совсем уж неожиданным приключившееся несчастье назвать

было нельзя, молодая женщина тяжко болела. По мнению врачей, в том числе и лейб-

медика Гирша, - неизлечимо. Об этом при Дворе знали, и при переезде царской семьи в

Александровский дворец Царского Села, даже предлагали царице оставить ее в Зимнем.

Так, например, порекомендовала поступить обер-гофмейстерина Нарышкина, считавшая,