Александр Чернов - Одиссея капитана Балка. Дилогия (СИ)

необходимости всегда смогут защитить и их, и старших членов семьи от внезапной

опасности. На том и порешили.

В Вюртемберг откомандировали Мосолова, миссию его телеграммой сопроводил сам

кайзер. Там, у Макса фон Штефаница, он и взял двоих трехмесячных кутешат с длинными

немецкими именами, которые в Царском селе были немедленно трансформированы

дочерьми в Дика и Касю. Почему именно так? А никто Государя в известность об этом и

не ставил. Кстати, Вильгельм же и оплатил покупку, заявив, что это его подарок дорогому

кузену в честь утопления первого японского броненосца.

- Ну, привет! Привет мои зверюги лохматые. Ай! Каська, не лижись же! Холодно! Ой,

ах ты ж, лохма зубачая, карман мне сейчас оторвешь! Фу!!! Дик! Сидеть! Ну-ка!

Успокаивайтесь оба. Так, давайте-ка сюда свои загривки… Ошейники. Поводки возьму

сейчас. Все! Гулять!

6

Кубарем выкатившись в дверь и чуть не сбив при этом самодержца с ног, взвизгивая

и звонко гавкая от радости, взрывая сугробы тучами снежной пыли как два миноносца,

идущие в атаку сквозь штормовые волны, овчарки растворились во вьюжной круговерти.

***

Итак, вопреки большинству предсказаний и пророчеств, эта навязанная России война

завершилась и для нее, и для него, победоносно. Телеграмма с подтверждением текста

заключенного братом мирного договора, отбитая им сегодня днем в Токио, подвела черту

под более чем годичным кровопролитием на Дальнем Востоке. Значит, такой, как

рассказывал Михаил, наша история уже точно не будет. И словно упала вдруг мрачная,

мутная пелена впереди. Раздвинулись горизонты. Можно и нужно идти дальше…

Но нежданно-негаданно подкрались и властно нахлынули тревожное ощущение

звенящей, гулкой пустоты внутри и чувство иррационального, почти граничащего с

физической болью душевного изнеможения, явившиеся на смену тяжкому грузу забот и

печалей, столь немилосердно давившему на плечи до сегодняшнего дня. Наверное, он

просто устал. Устал ломать себя «через колено». Да и просто выдерживать тот бешеный

темп, который они с Михаилом задали всем окружающим, им самим было тяжко.

А еще планы на будущее, которые уже сегодня нужно начинать воплощать в жизнь.

Что главное? За что хвататься немедля, с чем можно повременить? Манифест, подготовку

которого пока удавалось держать в тайне даже от Алике? Объяснение с МамА? Для нее и

конституция, и немцы, все одинаково ужасно. Письма во Владивосток? Телеграммы Вилли

и Рузвельту? Дядюшки? Перевод офицеров к Зубатову? Витте и иже с ним?

Демобилизация? Договор с Китаем? Переселенческая программа? Новые полки Гвардии?..

Мысли путаются. Да. Действительно, – он, в самом деле, очень устал…

Николай неторопливо шел, вдыхая свежий, морозный воздух. Снежинки таяли на

щеках, освежая. Господи, как хорошо! Как же почти аморально хорошо, что можно просто

расслабиться и постараться хоть часок ни о чем не думать! Но упрямица память, внезапно

пробившись сквозь блаженную истому прогулки под музыку пурги, вновь властно вернула

его в прошлое. Такое недавнее. И уже такое далекое. Он хорошо помнил тот

прошлогодний мартовский вечер. Даже слишком хорошо.

Александр Михайлович вернулся из Дивеева и сразу, не навестив даже Ксению,

поднялся к нему. Уставший от долгой дороги и поэтому не особо разговорчивый, он

протянул ему запечатанный монастырской печатью длинный, узкий конверт.

- Сандро, а на словах?

- Нет, Ники. Она меня в этот раз даже в келью не звала. Буркнула, чтоб ждал. И с час

почти ее не было. Потом черницы побежали к матушке-игуменье, а вернулись уже с

запечатанным письмом. И на прощание посмотрела на меня так…

И говорит: «Только ЕМУ. Чтоб САМ прочел. И чтоб САМ РЕШАЛ!» Повернулась, и

дверь за ней хлопнула. Словно уличила в том, что я могу читать твои письма.

- Не обижайся на Параскеву Ивановну, милый Сандро. Ты же знаешь, что у Божьих

людей свои промыслы. И не нам их за то осуждать. Может, о тебе она действительно и не

думала в этот раз вовсе. Благодарю тебя за труд, друг мой, спасибо, что сразу поехал. И

оборотился быстро. Как раз к завтрашнему заседанию по флотским делам с Дубасовым и

остальными успел. Отдохни пока, а утром переговорим, хорошо?

- Хорошо, Ники. Тогда я к себе. Алике не покажешь?

- Нет…

Когда дверь кабинета закрылась за спиной Великого князя, Николай быстро подошел

к абажуру на столе, и так и не присев в кресло, распечатал конверт.