Сергей Кишларь - Аризона на троих. Семь камней Кецалькоатля

– Так. При условии, что он отправляется в путешествие по доброй воле.

– Вы мне не оставили выбора. Увы! Мне импонирует ваш ум, ваша внешность, ваша манера одеваться. Костюм шили у Гринберга?.. Прекрасный костюм. Изящный укороченный сюртук, прямые брюки, жилет в тон сюртуку. Я тоже шью у него. Это лучший портной в Нью–Йорке.

Генри невольно свёл вместе полы сюртука, застегнул пуговицу. Светло серый, с едва приметным оттенком голубизны костюм он действительно шил у Гринберга, но из материала более дешёвого, чем у незваного гостя.

Нарочито громко вздохнув, Хэлфорд добавил:

– Но у меня есть свои планы, и, если кто-то становится на моём пути, мешая их претворению, я вынужден забывать свои симпатии. Так что, хотите вы того или нет, мы сейчас поедем на вокзал, и советую вам проявить благоразумие. Как минимум четыре револьвера постоянно будут направлены на вас. Два вы будете чувствовать своими рёбрами, о двух других не будете даже подозревать. Вещей брать не надо, вы будете иметь всё, что может понадобиться в долгом путешествии.

Хэлфорд тщательно поправил крахмальные манжеты рубашки и направился к выходу из квартиры. Генри медлил до тех пор, пока не услышал щелчки взводимых курков. После этого он тихо чертыхнулся и пошёл вслед за банкиром.

В суете Гранд Сентрал Депо Генри напряжённо оглядывался по сторонам, пытаясь улучить момент для бегства. Двух охранников, которые шли позади него, он смог бы нейтрализовать раньше, чем они достанут револьверы, но Хэлфорд не врал: в толпе у него тоже были свои люди. По крайней мере, одного вычислить не составило труда, ибо одеждой и повадками он ничем не отличался от тех двух, которые шли позади Генри. Четвёртого Генри не видел, и это сильно ослабляло желание действовать напролом.

Под прокопчёнными сводами огромной стеклянной арки, воздвигнутой над перронами и путями, висели косые снопы закатных солнечных лучей. Сновали носильщики, пассажиры толпились у вагонов. У ног стояли саквояжи, дорожные сундуки, шляпные коробки, плетёные корзины. Пара рыже-пегих гончих послушно лежала у ног нескольких охотников.

Над перроном стелился белый шипящий пар, слышались разрозненные обрывки разговоров:

– …заявляет на приёме у Беккетов, что я отстала от моды. Ей невдомёк, что форма турнюра снова меняется и вся Европа уже ходит так.

– …деньги держи во внутреннем кармане. Приедешь к тётушке, – телеграфируй.

– …я спотыкаюсь, падаю. Ружьё в нескольких ярдах от меня, а навстречу мне – громадный гризли…

Шипение паровоза временами глушило и гул разговоров, и скрип перегруженной тележки носильщика, и чей-то смех. Пахло дальней дорогой: паровозной гарью, горячим металлом дымовой трубы, пропитанными креозотом шпалами.

Генри любил запахи железной дороги, а пахло здесь всё – казалось, запахи были даже у звуков. Чихание паровоза пахло густым насыщенным водяным паром, рождая смутные воспоминания о русской бане, куда в детстве водил маленького Генри, тоскующий по родине дедушка. Стук перебрасываемых в тендер свежих дров источал дух небольшой загородной лесопилки. И даже окрик спрыгнувшего с паровоза машиниста пах промасленным до заскорузлости комбинезоном.

Перейдя на второй путь, Хэлфорд любезно указал Генри на заднюю площадку новенького пульмановского вагона, блестящего, как ярко-зелёная детская игрушка в витрине магазина на Бродвее. По периметру боковых стен – золотая инкрустация; под сияющими чистотой окнами – золотые буквы: Halford.

Один из людей в чёрном, поднявшись по никелированной лесенке, любезно распахнул дверь. Генри вошёл, с профессиональным репортёрским любопытством оглядывая убранство. Это был вагон-салон, отделанный дорогим красным деревом с золотой инкрустацией. В углу – роскошный письменный стол; под окнами – кожаные кресла и кушетки. Кадки с раскидистыми пальмами и филодендронами, чайный столик, мягкие ковры. Хрустальные люстры и бра множились в зеркалах.

– Как мило – у вас личный вагон! – Генри выбрал ироничный тон для общения с Хэлфордом, считая, что этим восстанавливает чувство собственного достоинства, которое заметно пошатнулось с тех пор, как он стал пленником. – Это впечатляет.

– Зачем же вагон, – с усмешкой отозвался Хэлфорд. – У меня свой поезд: кухня, уютные купе, повар, запас продуктов на две недели.

Генри иронично воздел к потолку брови, показывая, что по достоинству оценил новость. Глядя на роскошное убранство вагона, он начал верить в то, что незнакомец действительно банкир. Поначалу он думал, что это всего лишь блеф авантюриста, решившего попробовать себя в роли искателя сокровищ. Слишком не похож был Хэлфорд на тех банкиров, которых приходилось видеть Генри: достаточно молод, красив, спортивен.