Сергей Кишларь - Аризона на троих. Семь камней Кецалькоатля

– Как раз о недобросовестности я и говорю. Над раскопом нависала огромная скала. Ночью, когда мы спали, прогремел ужасающий взрыв, вершина скалы рухнула, раскоп вместе со всеми находками оказался погребённым под огромными глыбами. Одно из величайших открытий в палеонтологии было уничтожено.

– А почему вы решили, что это дело рук профессора Корби?

– А кому это ещё нужно, кроме него? Этот человек готов пойти на преступление против науки, против человечества, лишь бы добиться первенства.

– И вы решили отомстить ему подобным же образом?

– Увы, я принял правила игры. Только я ничего не уничтожал! – Профессор вскинул ладони, словно говоря этим жестом: «стоп». – Всей этой дурной славой я обязан вашему брату журналисту, а между тем все мои мнимые преступления свелись к тому, что я вскрыл ящики с окаменелостями, найденными экспедицией Корби. Профессор раструбил на весь мир, что сделал величайшее открытие, а в ящиках оказались кости банального игуанодона. Лучшая защита, как известно – нападение, вот профессор своими россказнями и создал мне славу преступника от науки.

Уэлш замолчал, глядя в окно. Просёлок свернул в сторону от железнодорожного полотна, и бордовое облако пыли скрыло уходящий прочь дилижанс. Низкие лучи солнца насквозь – из окна в окно – пронизывали вагон, радужно светились в хрустальных подвесках люстры.

Генри боялся нарушить молчание, понимая, что профессор ещё не закончил, а просто взял паузу, чтобы собраться с мыслями и подвести итог своему рассказу.

Дилижанс остался где-то позади, и профессор наконец оторвался от окна, глянул на Генри, исказив в горькой усмешке рот.

– Вот такая история. В этой гонке за первенство у меня нет шансов. С капиталами его отца Корби всегда будет первым. Сотни «рабов» от палеонтологии работают на него, а он приписывает себе все открытия. Я же обречён на роли второго плана.

– И, похоже, устали от этого?

– Безумно устал.

– И что дальше? Поиски сокровищ? Стать богаче Корби и нанять больше, чем у него «рабов» от палеонтологии?

– Нет, молодой человек, с палеонтологией в чистом виде покончено. Там я буду вечно вторым. Сорок лет – не лучший возраст, чтобы начать всё с начала, но я начну.

– И что это будет?

– Это будет то, от чего померкнет слава Шлимана. Знаете, когда я понял, что моё призвание – это нечто большее, чем просто палеонтология?.. Я понял это в Колорадо, за день до того взрыва. Тогда кроме позвонков амфицелия, я сделал ещё одну удивительную находку, которая и определила моё решение относительно дальнейшей научной карьеры. После этого я ещё действовал по инерции, глупо мстил профессору Корби, но моя дальнейшая жизнь уже была предопределена. А когда мистер Хэлфорд предложил участвовать в этой экспедиции, я с лёгкостью бросил перспективные раскопы, почти законченный научный труд, лекции в университете. И вот я здесь.

– Что ж это за судьбоносная находка?

– Я пока не готов говорить на эту тему. Не обижайтесь, Генри… Я могу называть вас по имени?.. Вот и замечательно, а поговорить у нас ещё будет время.

– Если вы здесь ради Золотого Каньона, значит, он и есть то, от чего померкнет слава Шлимана?

– Золотой Каньон всего лишь этап на длинном и непростом пути. – Профессор подвинул к Генри книгу, от многочисленных потрёпанных закладок напоминающую афишную тумбу с разворошёнными ветром обрывками афишек.

Игнатиус Доннели. «Мир до потопа».

– Атлантида? – удивился Генри.

– Да, – просто и обыденно, будто речь шла о том, что он ел сегодня на завтрак, ответил профессор.

Генри проницательно глянул на него, справедливо подозревая, что тот шутит и переспросил уже совсем другим, ироничным голосом:

– Атлантида?

Профессор сделал головой два медленных утвердительных кивка. Это молчаливое покачивание было настолько многозначительнее, первого «да», что Генри ощутил озноб от предчувствия прикосновения к великой тайне, но скептик в его душе ещё не сдавался:

– Моя русская бабушка рассказывала мне в детстве сказку, в которой некий царь, желающий избавиться от героя, посылает его туда, не знаю куда, чтобы он нашёл то, не знаю что. Похожая ситуация. Не находите?

– Ничего похожего. Я знаю, что ищу.

– Вы знаете! – возмущённый безапелляционностью профессора, Генри воздел руки к потолку. – Да ведь даже неизвестно существовала ли она на самом деле или нет. Один единственный человек две с лишним тысячи лет назад упомянул о ней, и человечество с тех пор будто с ума сошло. А если Платон придумал её? Если это была просто утопия? Мечта об идеальном государстве? Художественный вымысел?