Алексей Вязовский: Я – Распутин

«”Союз русского народа” проявляет в настоящее время небывалую по энергии деятельность. Неизвестно откуда появились крупные средства, и союз стал по всей России рассылать огромные тюки черносотенных листков, призывающих к немедленному избиению жидов и крамольников».

«В ночь полиция конфисковала в помещении редакции журнала “Русское Свободное Слово” вышедший на днях 3-й том сочинений графа Л. Н. Толстого, в котором помещены следующие статьи: “Так что же нам делать?”, “Исповедь”, “К политическим деятелям”, “Восстановление ада”, “Стыдно” и “Требование любви”. Все эти статьи, напечатанные в других изданиях, до сих пор конфискованы не были».

Проснувшись на третий день, я наконец встал, пошатнулся, но все-таки подошел к окну. На улице белел снег. Серое питерское небо не позволяло точно определить время дня. Конец октября. «Мой» первый визит в Царское Село уже был. Распутин привез Николаю икону святого Симеона Верхотурского, видел его детей и царицу. Молился о здоровье царевича Алексея. Значит, обратной дороги теперь точно нет. И мне остается только быть Распутиным.

«Покуда я жив, будет жить и династия!» – Я пафосно вытянул дрожащую руку, перекрестил окно. Вышло неплохо. Да, вот так и будем.

Я обошел комнату, прислонился к теплой изразцовой печке. Оглядел весьма аскетичную обстановку – кровать, стул, стол, табурет с тазом. На крючке висели коричневый армяк и картуз, у входа стояли стоптанные сапоги.

Заглянул под кровать, обнаружил тут плетеный короб. Да, пора бы посмотреть, чем богат, а то все газеты да бульончик. Внутри, завернутая в чистую тряпочку, нашлась паспортная книжка. На крестьянина Тобольской губернии Григория Распутина, с перечислением основных примет, годом и местом рождения. Там же, в тряпочке, лежало пятьдесят рублей десятью синими пятерками и перевязанная веревкой пачка писем.

В кожаном кошельке на завязках позвякивала медная мелочь, а также неказистый серебряный перстенек с православным крестом. Я поворошил чистое исподнее, нашел кусок мыла и щетку с коробкой зубного порошка, потертый Молитвослов. Вот и все богатство. Да… негусто.

– Отче, что же вы встали? – дверь открылась, вошла Лохтина. Позади нее толпились какие-то господа в пиджаках. На лицах было написано искреннее любопытство.

– После смерти отлежусь, – буркнул я, опуская взгляд. Ноги босые, но я хотя бы одет. Серые полотняные штаны, холщовая рубашка.

– Пророчество, сейчас будет пророчество, – послышалось возбужденное перешептывание публики.

Кажется, Распутин часто выдавал прорицания после своих приступов. А мне что выдать?

Я взял под руку зардевшуюся Лохтину, потянул ее к печке. Тихо спросил:

– Что, из дворца есть известия?

– Пока нет, ждем курьера. Вы же помните, отче, о своем обещании?

Черт, еще какое-то обещание всплыло! Я поморщился, вздохнул. Повисла пауза.

– Нет, никак нельзя нарушить слово, данное помазаннику Божьему!

Народ опять зашушукался. Я что-то пообещал Николаю за номером два, но что?

– Слово Распутина – крепче стали. Раз сказал, значит сделаю. Ольга Владимировна, голубушка, – я понизил голос, – после приступа в голове полный туман. Сегодня портянку хотел навернуть – так не вышло!

Лохтина удивленно на меня посмотрела. То ли поразилась голубушке, то ли туману.

– Я пришлю Авдея, он поможет, – она помолчала и так же тихо спросила: – Отче, а были вам какие новые видения?

– Были! – громко ответил я, поворачиваясь к гостям. – Бог ниспослал мне доброе видение. В следующем месяце будет долгожданное облегчение крестьянам. Разрешат выходить из общины, выделят землицу.

Народ пооткрывал рты.

– Об том уже давно разговоры ведутся, – вперед вылез худой мужик в визитке и с котелком в руках. – Какое же это откровение?

– Ты чьих будешь? – рявкнул я, входя в образ.

– Ваш тезка. Григорий Бессмертных. Из газеты «Копейка». Прослышал-с про ваши таланты, вот, явился к Ольге Владимировне, так сказать, лично убедиться…

– Тогда слушай меня, копейка! – я высморкался в штору, вытер об нее руки.

Гости жадно смотрели на это представление, ну прямо как тогда на истфаке, тогда тоже больше ржали над такими фортелями, чем слушали.

– Точно тебе говорю. Крестьянам вскоре разрешат выходить из общины. Указ на сей счет будет. От самого Столыпина.

Журналист вытащил из внутреннего кармана блокнот и карандаш, быстро что-то в него записал.

– Да… об этом вы узнать никак не могли, – покивал головой Бессмертных. – И как крестьянство воспримет сие?