Сергей Кишларь - Семь попаданцев

Парнишка всё ещё не мог поверить в то, во что Никита и сам ещё не верил до конца. Никиту так и подмывало сказать: «Рот закрой, Жорик», но решил, что обидеть брата по несчастью было бы несправедливо и вместо этого спросил:

– Друзья Р я бой называют?

– Откуда знаешь? – наконец преодолел немоту гимназист. То, что он перешёл на «ты» было ясным сигналом того, что он наконец-то принял Никиту за своего.

– Я сообразительный.

– А-а… – догадался парнишка. – Фамилия. Извини, торможу немного. Так ты тоже оттуда?..

Он замолчал, с надеждой заглядывая Никите в глаза.

– Типа того, – ответил Никита голосом бывалого парня, которого ничем не удивишь. – Ты же не думаешь, что они зря держат нас вместе… сумасшедшего и дезертира.

– Я не сумасшедший. – Парнишка взбодрился, в его глазах зажёгся огонёк. – Прикинулся. Это самый удобный способ отмазаться от кучи вопросов. Я когда сюда попал, то немного… Как бы помягче сказать…

– Заистерил, – подсказал Никита.

– Не, ты чё… – смущённо почесал переносицу парнишка, потом всё же признался. – Ну да, было немного в самом начале… Но не истерил – просто правду хотел им втолковать, а они меня – в психушку.

За десять дней Никита успел соскучиться по тому свободному общению, когда не нужно подбирать слова и бояться, что тебя заподозрят в неадекватности или, чего доброго, в шпионаже. Гимназист, похоже, испытывал те же самые чувства. Впрочем, теперь язык не поворачивался назвать его гимназистом. Ряба – будет естественнее.

– Чем по жизни занимаешься? – спросил Никита.

– Студент я, а так вообще блогер. У меня блог свой, обзоры делаю на всякие новые девайсы, – он повернулся к Никите, обвёл указательным пальцем вокруг лица. – Физиономия не знакомая? У меня десять тысячи подписчиков.

– Не, не видел, – отрицательно покачал головой Никита. – А в яму эту временную как провалился?

– Да там вообще дурацкая история. У чувака знакомого на днюхе собрались, ну и решили пыхнуть. Я этим делом не балуюсь, но тут…

Парнишка набрал полную грудь воздуха, брезгливо скривившись фыркнул губами, выпуская воздух, будто собираясь этим выплеснуть из себя невесёлые воспоминания:

– П-фф!.. В общем, уболтали меня. Напыхтелся и хрень такая в голове завертелась, что сам не понял, как здесь очутился. Поначалу думал, что все эти ряженные в шляпах и с тросточками – это глюк. Потом смотрю всё настоящее, ну и запаниковал немного. А в психушке решил, что косить под психа – лучший способ отмазаться от ненужных вопросов: кто ты? откуда? почему говоришь так странно? Потом приехали двое, прикид вот этот на кровать кинули – одевайтесь, говорят, поедите с нами.

Ряба снял с гвоздя фуражку, брезгливо оглядел её.

– У них тут дурдом полный – без фуражки из дома не выходи. Если ты на улице без головного убора, за километр видно, что с тобой что-то не так.

– За версту, – поправил Никита.

– Чего?

– В духе времени правильнее говорить – за версту.

– Да пошли они все со своими вёрстами.

– Они-то пойдут, а ты куда денешься?

Ряба вместо ответа посмотрел на Никиту такими преданными глазами, что даже слёзы навернулись.

– Ты себе не представляешь, как я рад, что могу с кем-то свободно говорить на эту тему.

Никита приободряющим жестом похлопал его по руке.

– Ладно-ладно. Мы ещё прорвёмся. Вместе легче.

В тот же день Никиту и Рябу вывели из подвала. Запряжённый парой лошадей почтовый фургон был подогнан к парадному так, что пленники, едва выйдя из флигеля сразу оказались в фургоне, который изнутри выглядел скорее тюремным, чем почтовым. На продольных скамейках уже сидели пятеро арестантов, одетых кто во что горазд. Никита уселся на свободное место, исподлобья изучая арестантов, а в том, что все присутствующие были арестантами, не давал усомниться щелчок дверной щеколды, закрывшейся с наружной стороны фургона.

Сидящий напротив Никиты мужчина был одет в солдатскую шинель со споротыми знаками отличия, но на солдата не похож: под распахнутой шинелью – старый растянутый свитер с обвисшим как хомут горлом. Брюки явно гражданские, а вместо сапог – чёрные стоптанные ботинки. Если слоняющиеся по Питеру солдаты носили зимние папахи, то у этого на голове была линялая летняя фуражка с овальным следом от снятой кокарды.

На вид сороковник или сорок пять, но крепок ещё плечами. Черты лица по-мужски резкие, глаза спокойные и уверенные. В чёрных волосах – едва приметная седина, а щетина на щеках почти полностью белая. Женщинам такие нравятся, не смотря на седину.