Егорлык: Боевой 1918 год 2

Пленных решили взять с собой. Их-то и было человек тридцать. В основном — кладовщики, недобитая часть перегонной команды, да жалкие остатки гарнизона. В расход пускать фрицев вроде не с руки, а так — свяжем и заткнув рты, упакуем в артвагон. За три-четыре часа, (столько займет дорога по моим оптимистическим прикидкам) с ними ничего не случится.

Тут может возникнуть вопрос — а какого хрена командир бросает свое подразделение и сам отправляется вояжировать? Хм… здесь, скорее, политическая необходимость. Понимаю, что так поступать неправильно, но Седой, при каждой встрече, настойчиво говорил, что я должен как можно быстрее делать себе имя. Такое, блин, чтобы народ песни слагать начал. И если у меня это получится, то в дальнейшем работать станет проще. Несравненно проще, так как самые разнообразные партийные члены, да прочие деятели революции, десять раз подумают прежде, чем начнут катить бочку на прославленного героя войны.

А катить начнут обязательно, потому что в низах остаться у меня не выйдет, а наверху грызут друг друга чище скорпионов. Жилин аж, по-моему, опять седеть начал, с безостановочных разборок между соратниками. Поэтому и надо сделать так, чтобы ни у кого из этих хмырей, не возникало вопросов типа — «ты кто вообще такой»?

Вот поэтому, я должен присутствовать при передаче бронепоезда красным. Ради такого дела наверняка и фотографы будут и кинохроника. Про газетчиков, вообще молчу. Так что обязательно надо лично лицом на публике поторговать. Ведь одно дело, когда сообщат — «батальоном товарища Чура был захвачен и переправлен Советскому командованию, кайзеровский бронепоезд». И совсем по-другому звучит — «товарищ Чур, со своими героическими морскими пехотинцами, привел захваченный германский бронепоезд в расположение наших войск». Вот вроде одно и тоже, да не то.

Ну и не менее важное — как я уже говорил, люди сейчас настроены так, что личная храбрость ценится даже выше общей военной грамотности. Поэтому, необходимо соответствовать чаяниям. Ведь ни у кого из моих ребят, во время обсуждения даже не возникло вопроса — куда ты прешь, командир? Наоборот, если дело опасное, то командир на лихом коне должен воодушевлять людей примером! А если бы я сейчас не планировал ехать, то и смотреть стали бы подозрительно — не струсил ли комбат? Иди потом доказывай, что ты не верблюд…

В общем, план был принят к исполнению, и все занялись делом. Пока Михайловский сотоварищи чуть не с урчанием меняли свое вооружение, я объяснял безлошадному шОфферу, как водить мотоцикл. Не хотелось бросать столь замечательное средство передвижения только из-за того, что им рулить кроме меня никто не умеет. Тем более, что горючего хватало. Техники на станции больше не обнаружилось (кроме трех велосипедов) а вот горючее нашли. Так что и мотик, и грузовик, у нас еще долго кататься смогут.

В самый разгар обучения, когда я уже стал подумывать, что запрячь лошадь к байку будет наиболее верным решением, в гомон окружающей суеты, ворвался скрипучий голос:

— Хватит меня подгонять, пся крев! Я и так быстро двигаюсь!

Оглянувшись, увидел, как с нашей подъехавшей пролетки, соскакивают два бойца и чуть не под руки выводят какого-то старикана, с шикарной раздоенной бородой. Бородач, ступив на землю, царственным движением отмахнулся от бойцов и глядя на Лапина (который в этот момент выглядел наиболее представительно) спросил:

— Это к вам меня должны были доставить, вон те нетерпеливые сопляки?

Я, оттряхнув руки шагнул вперед и четко козырнув, представился:

— Командир подразделения Красной Армии — Чур. А вы, судя по всему, Василий Августович Комаровский?

Дед, окинув меня изучающим взглядом подтвердил:

— Вы не ошиблись. — после чего решил уточнить — Красная Армия, сиречь армия России? Или это название какого-то уездного формирования?

Улыбнувшись, ответил:

— Никак нет. Не уездное. Мы являемся боевым подразделением Российской Советской Социалистической Республики. Той самой, которая от Малороссии до Дальнего Востока [4] Если что — независимость Польши была признана временным правительством 16 марта 1917 года. Поэтому Чур, чтящий законы реальности, сказал не про Польшу, а про Малороссию. .

Комаровский задумчиво пожевал губами, пробурчав:

— И вот приспичило же этим идиотам, во время войны разгонять одну армию, чтобы после набирать другую…

А потом, уставившись на громаду бронепоезда одобрительно хмыкнул и продолжил: