Иван Оченков - Митральезы Белого генерала

— Как прикажете, а я вам к тому времени ужин спроворю! — с угодливой улыбкой провожал врача денщик, а как только тот удалился, на достаточное расстояние, добавил сварливо: — Нашли из-за чего шум поднимать, вон у саперов давеча десять фунтов динамиту пропало, и то ничего… а тут, шуму-то, шуму… Тьфу!

Генерал-адъютант Скобелев со своим штабом располагался в большой палатке разбитой в центре лагеря. От жилищ большинства штаб- и обер-офицеров она отличалась лишь размерами и караулом из осетинского горского дивизиона. Командовавший караулом урядник Абадзиев хорошо знал Студитского и потому пропустил без проволочек.

— У меня к тебе дело, — без обиняков начал генерал, заметив давнего приятеля.

— Рад быть полезен вашему превосходительству…

— Оставь эти церемонии, не до них теперь.

— Слушаюсь.

— Ты слышал о недавнем нападении на курьеров?

— Третьего дня у Бендессенского перевала?

— Именно.

— Да. Кажется, там погиб казак, а сопровождавшие его джигиты сумели ускакать.

— Все так, но есть некоторые сомнения в правдивости показаний этих самых джигитов.

— Чем я могу помочь?

— Нужно провести вскрытие и извлечь пулю из покойного казака. Полагаю, ты сможешь определить, с какого расстояния и из какого оружия она выпущена?

— Думаю, да.

— Отлично. Из Бами в Ходжам-калу завтра выступает рота Самурского полка. Поедешь с ними.

— С пехотой! — наморщил нос Студитский. — Эдак мы неделю добираться будем.

— Зато целы останетесь, — парировал генерал.

— Нельзя ли с казаками?

— Да ты ведь непременно встрянешь в какую-нибудь авантюру.

— Помилуй, Михаил Дмитриевич! Какая же там может статься авантюра? Если на казака напали текинцы, их уже и след простыл, а если подозрения в адрес джигитов не беспочвенны, так их там и вовсе не было! Ей-богу, дай мне несколько казаков и тогда я за день обернусь туда и назад с результатами вскрытия.

— Ты уверен?

— Ручаюсь тебе.

— Ну, хорошо, я прикажу послать с тобой конных охотников.

Охотниками оказались десять казаков Таманского полка во главе с урядником бароном фон Левенштерном. Последний был личностью весьма примечательной, чтобы не сказать анекдотической. Богатый помещик родом из Курляндии, он получил прекрасное образование в Геттингенском университете. Единственным его изъяном являлось плохое знание русской словесности вообще и речи в частности. К несчастью, экзамен на офицерский чин в Российской императорской армии следовало сдавать именно по-русски, а потому барон до сих пор числился в нижних чинах. Между тем, он успел поучаствовать в войне на Балканах, сумел отличиться в боях, но заветных эполет так и не добился. Употреби он половину приложенных им усилий на изучение языка Пушкина и Лермонтова, он давно бы стал офицером, но барон помимо всего прочего «славился» своим совершенно ослиным упрямством.

Единственными людьми достойными уважения в его понимании считались немцы, причем не все подряд, а имевшие перед своей фамилией приставку фон, а ещё лучше титул барона или графа. В общем, изучать речь восточных варваров он полагал ниже своего достоинства, и продолжал тянуть лямку. При всем при этом германском снобизме, Левенштерн являлся в сущности славным малым и хорошим товарищем. Во всяком случае, многие из близко знавших его офицеров отзывались о нем именно так.

Ещё одним участником экспедиции неожиданно оказался моряк по фамилии Будищев, носивший непривычное для пехоты звание кондуктор. Каким образом его занесло в самое сердце пустыни, никто достоверно не знал. Ходили лишь слухи, что он приписан к морской батарее, но последняя вроде бы только что прибыла в Чигишляр и лишь готовилась к переходу в Бами. Как и барон, он в качестве нижнего чина участвовал в русско-турецкой войне, о чем свидетельствовали медаль и полный георгиевский бант на его груди. И, по всей видимости, так же как фон Левенштерн участвовал в походе в надежде стать офицером.

Некоторое время они все же двигались вместе с самурцами, но вскоре доктору это наскучило, и он предложил ускорить аллюр, оставив пехоту позади.

— Карошо, — безбожно коверкая русские слова, прокаркал барон. — Так будет быстрей!

— Фиговая идея, — мрачно отозвался моряк, но уточнять ничего не стал.

— Если боитесь, можете оставаться, — отрывисто бросил Студитский, но кондуктор и не подумал обижаться.

Достав из футляра непривычного вида винтовку, Будищев зарядил её, затем перебросил ремень через плечо и пришпорил коня. Держался в седле он, надо сказать, весьма неважно, особенно на фоне казаков или барона, но это его ни капельки не смущало.