Павел Кольцов - Чем я хуже?

— Ты ведь знаешь будущее?

— Знаю, Клава. В прошлой жизни я был учителем истории и, кроме того, увлекался оружием и военной техникой. Давай лучше о наших отношениях поговорим. Я тебе признался, что я не твой Сашка, хоть и в его теле. Как ты к этому относишься?

— Как… — Клава погладила мужа по лицу. — А как я должна к этому относиться? Когда ты, якобы, память потерял, и я этому поверила — ты ведь тоже другим человеком из больницы вернулся. Ничего не помнил: ни того, что у нас с тобой раньше было, ни своих привычек, ни своих манер. Ты ведь даже кушать стал по-другому. И что? Разве я тебя тогда разлюбила? Я тебя приняла таким, каким ты стал, и была рада, что хоть живой после аварии остался. А потом, мне стыдно теперь в этом признаваться, но ты мне даже больше понравился своим новым характером, каким-то более культурным, что ли, более воспитанным и разумным. Правда, я ведь тогда считала, что это мой Саня так после удара головой изменился в еще лучшую сторону. Что же мне тебя теперь сторониться, когда мы мужем и женой, не стесняясь, пол-августа прожили? А я тебе не кажусь молодой дурочкой? Ты, вон, школьный учитель, да еще из будущего. Умный, интеллигентный, воспитанный, в два раза больше меня проживший? Разве тебе со мной интересно, как с человеком, как с женой?

— Ну, что ты, милая, — Алексей Валентинович мягко привлек Клаву к себе и поцеловал. — Я действительно в тебя влюбился. И не только в твою красоту, но и в твою чистую незамутненную душу. И… Ты извини, наверное, это не правильно и эгоистично, но я даже рад, что так все получилось, что я очутился в теле твоего мужа, что я могу обнимать тебя и целовать, что я могу просто быть рядом с тобой. Любить тебя.

— Мне стыдно, Алеша, но я тоже тебя полюбила. Именно тебя. Твой характер, проявившийся в августе. Как думаешь — это измена Сане?

— Клав, а давай договоримся об этом не думать и больше не говорить. А просто любить друг друга и все. Зачем самим себя изводить? Я ведь не могу обратно с твоим Сашей телами или сознанием поменяться. И к прежней своей жене вернуться не могу. Это ведь не от меня зависит. А что до того, что разумом я в два раза тебя старше, так что в этом плохого? Множество сорокапятилетних мужиков с радостью бы согласились на молоденькую красавицу-жену. А у меня к тому же и тело твоего ровесника. О большем и мечтать не приходится. Милая ты моя…

— Слушай, Алеша, а что нас ожидает, рассказать можешь.

— Война, Клава, — вздохнул Алексей Валентинович. — Вторая мировая, как считается, уже началась 1 сентября с нападения Гитлера на Польшу, 3 сентября, как ты знаешь, в нее уже вступили еще несколько стран и — понеслось. Потом, в моем времени, наступила и война Великая отечественная, когда фашисты, нарушив только что подписанный договор о ненападении, вторглись в Советский Союз. В моем времени немцы дошли аж до Волги, и мы их едва победили, потеряв десятки миллионов убитыми и покалеченными; получив разрушенные города и заводы, полностью сожженные села и заминированные поля с уничтоженным плодородным слоем. Я очень хочу переломить такую грядущую ситуацию. Для этого и открылся. Теперь товарищ Сталин знает о планах и будущих действиях, как наших врагов, так и тех, кто может стать нашим союзником.

— Ты говоришь, тебе в НКВД едва поверили.

— Едва, Клава. Я уже, было отчаялся тупоголовому следователю, который мной занимался, что-либо доказать. Но, помогла совершенно случайная встреча в коридоре Лубянки с умным человеком. Кстати, мой спаситель теперь меня и курирует. Он тоже в этом доме проживает и работает. Ты с ним познакомишься. Капитан госбезопасности Куевда Михаил Иванович. Я с ним уже на ты. Если бы не он — я бы или в карцере не выдержал и помер или напраслину бы на себя подписал и, как германский шпион, получил бы или лагерь или «вышку». Да и тебя бы тоже НКВД, как мою пособницу, или засудило или замучило. Ты, кстати, как, сильно у них настрадалась?

— Извини, Са…, Алеша, но я подписку давала о не разглашении.

— Я, милая, понимаю. Помнишь, я в саду Шевченко тебя спрашивал, согласна ли ты пострадать во имя Родины?

— Когда меня арестовали — я это вспомнила. Меня тот разговор поддерживал, если честно, я в НКВД как бы «играла» про себя: представляла, что меня схватили враги, что я не в советской, а в белогвардейской или фашистской тюрьме и должна все вытерпеть. Я не верила, что ты шпион и ничего лживого не подписывала, что мне велели.

— Умничка ты моя, — Алексей, ласково погладил Клаву по круглым мягким плечам. — Извини, за свои муки, но я не мог стоять в стороне от надвигающейся войны. Я должен был попробовать достучаться наверх со своими знаниями. И у меня это получилось.