Павел Кольцов - Чем я хуже?

— Товарищ капитан госбезопасности, — сказал, улыбаясь, Алексей Валентинович, в очередной раз набивая магазин патронами, — а вы мне, как у нас говорят, «мастер-класс» по стрельбе преподать не желаете? А то у меня уже и ствол перегрелся, еще расплавится.

Капитан тоже улыбнулся, взял со стола новую мишень и повесил ее на щит. Вернулся, передал бинокль Алексею Валентиновичу, достал свой пистолет и, тщательно целясь при каждом выстреле, согнув зачем-то руку в локте, высадил весь магазин. Тщательное прицеливание капитану не помогло — десятки и девятки вообще не появилось ни одной, пара восьмерок, семерка, пятерка и прочая мелочевка. Одна пуля улетела даже в молоко.

— В моей работе стрельба не главное, — как бы извиняясь, сказал он. — Я, скорее, кабинетный работник. При необходимости себя вблизи защитить смогу и ладно. Ты на меня не смотри. Тренируйся.

— Хорошо, — кивнул Алексей Валентинович, — смотри, Михаил, как у нас обычно киношные герои стреляют: одной рукой пистолет никто не держит — все стремятся двумя. (Бах! Бах! Бах!..)

— Ну, ты даешь, Алексей, — покачал головой Михаил, когда очередной магазин опустел, посмотрев в бинокль на результат. — Ты пистолет своими ручищами, как в тиски зажал. Всю середку мишени прямо вчистую выбил. Последние пули уже и не понятно куда попадали. Наверное, прямо в дыру от предыдущих. Попробуй теперь стрелять, не целясь, не прищуривая глаз и не задерживая дыхание. Просто в направлении мишени, интуитивно. И пистолет попробуй быстро выхватывать и из кобуры, и из кармана. Не очень метко стреляющий наставник по стрелковому делу не успокоился, пока Алексей Валентинович, когда с большим, когда с меньшим успехом, не расстрелял все патроны из обеих пачек.

— Молодец, Алексей, — похвалил капитан, — стреляешь просто феноменально. Ни убавить — ни прибавить. Но будешь еще тренироваться. В основном на скорость и в движении. Предела совершенству, как ты понимаешь, нет. Пошли в дом. Афанасий здесь все уберет. Устал?

— Рука немного гудит, — признался Алексей Валентинович, поглаживая запястье. — С непривычки, наверное. И уши малость подоглохли. В наше время в стрельбе обычно тренируются в наушниках. Щадят слух.

— Ничего, привыкнешь. Тебе, кстати, как победителю в стрелковых соревнованиях полагается приз. Отгадай какой?

— Ну, не знаю… — пожал плечами Алексей Валентинович. — Татьяна праздничный пирог испекла?

— Все бы тебе пожрать. Нет. Мимо.

— Позолоченный маузер?

— Опять мимо.

— Красные революционные шаровары (вспомнился фильм «Офицеры»)?

— Опять в молоко.

— Неужели Афанасий, по просьбе Татьяны и твоему приказанию, наконец-то согласился ответить мне взаимностью?

— А если я скажу «да», — хохотнул Михаил, — обрадуешься? Ты, Алексей, лучше на эти педерастические темы больше не шути — не все поймут. У нас это все же уголовно наказуемо. И даже на бытовом уровне в народе осуждаемо. Ладно, не гадай. Придем — сам приз увидишь. Надеюсь, обрадуешься.

Пока шли к дому, Алексей Валентинович мысленно просчитал, какой приз его ждет, и не ошибся: в спальне раскладывала вещи и наводила свой порядок его теперешняя жена Клава. Клавдия Нефедова.

Она обернулась на звук открывшейся двери и на долю секунды замерла. Потом улыбнулась, заплакала и бросилась на встречу. Алексей Валентинович сгреб ее в охапку и, несмотря на ее статное (хотя и слегка похудевшее от переживаний и пребывания в «гостях» у НКВД) телосложение, поднял над полом, целуя. Глубокие синющие глазища Клавы исходили слезами, омывая круглые щеки. Не разжимая тесных объятий и не разговаривая, Алексей Валентинович повернулся вместе с женой, опустил на пол, дотолкал ее до двери и повернул на два оборота ключ в замке. Потом также сплетясь, повел ее к своей широкой кровати, отпустил и стал торопливо раздеваться, едва ли не обрывая пуговицы. Клава последовала примеру мужа. Говорить они начали, только бешено насытившись первый раз друг другом.

— Саня, — прервала долгое молчание Клава и приподнялась на локте, — я ничего не понимаю, что происходит. Ты мне объяснить можешь? Или не имеешь права?

— Могу, Клава, — сказал Алексей, продолжая расслабленно лежать на спине. — Теперь у меня такое право появилось. Но, ты мне скажи сперва. Как тебе я после аварии? По характеру, манерам, поведению. Нравлюсь больше или меньше, чем был до ?

— Я как-то и не думала над этим, — передернула белоснежными плечами Клава. — То, что ты изменился — это да. Я это чувствую… А вот лучше стал или хуже… То, что ты ничего из прежнего не помнишь — плохо, конечно. Но… Не знаю, как это правильно выразить… Умнее ты стал, что ли. Вежливее. Культурнее. Ласковей. Интереснее мне с тобой стало. И вот, в постели… — Клава смущенно улыбнулась, — до аварии так здорово мне с тобой никогда не было. А почему ты спрашиваешь? В НКВД, еще в Харькове, меня тоже много спрашивали: ты это или не ты.