Павел Кольцов - Цикл «Как тесен мир». Книга 4. Встала страна огромная

Вокруг продолжали пронзать скученное задымленное пространство белые трассеры русских снарядов; одни танки и бронетранспортеры с машинами горели, другие пытались выбраться из огненной лесной западни. Бежали глубже в лес солдаты, еще не отошедшие после налета штурмовиков, как-то пытались ими руководить офицеры и унтеры. О сопротивлении никто уже и не думал. Стрелять из легкого оружия через деревья по невидимым отсюда русским, да еще и сквозь уже заклубившийся черный дым – бесполезно. Только спасаться.

Экипаж фельдфебеля Ханке пока еще не пострадал: все живы и даже не поцарапаны. Спаянные фронтовой дружбой танкисты привычно держались вместе. Отбежав на безопасное расстояние в глубину полого заползающей на высотку рощи, запыхавшись от непривычного бега, они присели передохнуть на упавшее замшелое дерево и заодно перекурить. Постепенно полностью иссяк беспорядочный поток проламывающихся сквозь кусты таких же, как они, беглецов. Внизу по склону, на месте их разгрома, прекратились громкие разрывы русских «подарков», лишь временами, очевидно, раскалившись в огне, сами собой трещали патроны танковых пулеметов и рвались снаряды в боеукладках. Русские, очень на то похоже, угомонились. Наступила тревожная тишина.

– Ну что, парни, – сказал, застегивая штаны после отправления малых естественных потребностей на ближайшее дерево плечистый заряжающий, – чего расселись? Иванов ждем? Может, пора своих догонять? А, командир? Пока не отстали.

– Догнать – дело нехитрое, – покачал сплюснутой с боков головой фельдфебель. – Только кто кого первый догонит: мы своих на двух ногах или русские нас всех на своих танках? Если кто не заметил или не запомнил, так эта поросшая лесом высота, где мы с вами находимся, не такая уж и большая, а дальше одни голые поля до самой деревни. Там нас на гусеницы намотают или из пулеметов положат, если руки поднять не успеем.

– А что ты предлагаешь? – удивленно спросил стрелок-радист. – Здесь отсидеться? Может, иваны не будут до ночи прочесывать, а в темноте мы сумеем убраться?

– Я не предлагаю, а приказываю, – повысил голос фельдфебель, – вернуться обратно. Когда мы бежали, наша машина еще вполне была способна стрелять. Если ее все-таки потом добили – поищем другую. Должен же хоть один танк уцелеть? И будем ждать русских. У них один путь, чтобы преследовать наших – проехать, подставив борта, в паре сотен метров мимо нас вдоль ручья. Подобьем несколько танков, остановим их и тогда с полным правом и чувством выполненного перед Германией и фюрером долга отступим.

– Густав, – вскинул наглые белесые глаза наводчик, – тебе что, Железный крест спать не дает? Во Франции тебя обошли – здесь наверстать надеешься? Одним экипажем собираешься всех русских остановить и Москву взять? Ты же знаешь: я не трус. Но сейчас я за то, чтобы не ввязываться.

– А я, ефрейтор Эйкен, – перешел на официальный тон фельдфебель Ханке, – твоим мнением не интересуюсь. Это не обсуждение с голосованием, а мой приказ. Покурили? Встали и за мной.

Их панцер, стоявший во второй линии, как оказалось, получил еще снаряд в моторный отсек, но каким-то чудом не загорелся. Башня вручную вращалась, пушка наводилась. Снарядов – полный боекомплект. Вокруг продолжала чадно и жирно гореть колесная и гусеничная техника и занявшиеся от нее и растекшегося бензина еще недавно зеленеющие листвой деревья. В изломанных позах распластались на земле или свешивались из подбитых машин трупы в черной униформе танкистов и серо-зеленых куртках пехоты. Удушливо и едко, до надрывного кашля в бронхах и подступающей тошноты, несло смрадной гарью и подгоревшим мясом.

Ненужного в бою для обездвиженного танка механика-водителя Шварца фельдфебель отослал, вручив собственный бинокль, ближе к дороге, в дозор; остальные забрались внутрь боевого отделения на свои места. Очень скоро запыхавшийся Шварц прибежал обратно.

– Идут! – доложил он и рассказал, о построении приближающихся русских. Ханке отдал приказ экипажу, а сам, забрав у мехвода свой бинокль, остался выглядывать сверху над раскрытыми в обе стороны створками люка командирской башенки. Никакого панорамного перископа, как у русских, на «тройке» не было. Ему, как командиру, по мудрой задумке германских конструкторов и их заказчиков в высоких армейских кабинетах, полагалось наблюдать за полем боя или через закрытые триплексами шесть довольно узких щелей, расположенных по периметру башенки, либо через аналогичные щели на боковых дверцах башни, что было довольно неудобно и ощутимо скрадывало обзор. Хочешь, не хочешь, Ханке, как и большинству его панцерных коллег-командиров, приходилось до последней возможности торчать с неприкрытой от вражеских пуль головой над кромкой командирского люка, крутясь во все стороны с биноклем у глаз.