Павел Кольцов - Цикл «Как тесен мир». Книга 4. Встала страна огромная

На передний танк в качестве проводника взобрался сержант Гороховский. Не забывая следить за дорогой, Лева с любопытством рассматривал оружие тесно сгрудившегося вокруг десанта. Привычных ему мосинских карабинов или винтовок не было вовсе. Не было и ручного ДТ с широкой плоской тарелкой сверху. У невысокого пехотного лейтенанта через плечо висел коротенький цельнометаллический вороненый автомат с дырчатым кожухом вокруг ствола, откидным наверх прикладом и секторным, как у ППД, магазином. Верзила пулеметчик раздвинул сошки и поставил на башню тоже совершенно незнакомый Леве, более короткий, чем пехотный дегтярев, ручной пулемет. Перед прикладом у пулемета имелась пистолетная рукоятка, а вместо широкой и плоской тарелки магазина сверху, снизу висел толстый барабан, из которого слева в приемник змеилась металлическая лента, набитая блестящими латунью и томпаком патронами. Что больше всего Леву удивило, так это размер остроголовых патронов в ленте: и не винтовочный, и не пистолетный – какой-то средний. Остальные красноармейцы были вооружены необычными автоматами с деревянными ложами и прикладами. Автоматы были немного длиннее, чем виденный им когда-то ППД, с пистолетными рукоятками и с более широкими изогнутыми магазинами внизу. Судя по ширине рожков, набиты они были такими же патронами, как и стоящий на башне ручной пулемет.

– Слышь, служивый, – крикнул Лева, прорываясь сквозь рокот дизеля, стоящему рядом с ним за башней сержанту, – а что это у вас за оружие такое? Никогда такого не видел.

– У лейтенанта, – сержант кивнул в сторону своего молчаливого командира, – пистолет-пулемет Судаева, ППС. У нас у всех – автоматы Симонова, АС. А у пулеметчика – ручной пулемет Дегтярева, РПД называется. Пару месяцев назад, как получили. Но уже освоили. Вполне.

– Патроны, гляжу, у вас какие-то в пулемете странные: ни то – ни се.

– Промежуточные, – кивнул, покровительственно улыбнувшись Левиной неосведомленности, сержант. – Между винтовочными и пистолетными. Самое то на дистанции до 800 метров. И оружие получилось легче, и вес патронов меньше. С мосинской трехлинейкой не сравнить. Земля и небо.

– А если немец дальше будет?

– Есть у нас для такого случая еще модернизированный ДП, ДПМ, но не в моем отделении – во взводном подчинении. Тот остался под прежний винтовочный патрон. У него рукоятка внизу добавилась, возвратную пружину переставили, чтобы не нагревалась, еще кое-какие изменения. Питаться может и, как прежде, из дегтяревского диска, и из металлической ленты. Но у нас, видишь ли, своя специфика. Мы танки в бою охраняем. Куда они – туда и мы. И отстать или вперед поспешить – ни, ни. С этим строго. Так что нас немцы, которые дальше, и не интересуют вовсе. Пехота издали нашему танку ничего не сделает, а на всякие там вражеские пушки у танка своя имеется. Вот так вместе и будем воевать. На полигоне все складно получалось, а, как сложится в бою – посмотрим. Кстати, сержант, мы с тобой так и не познакомились. Рязанцев. Леша.

– А я Гороховский. Лева.

Обмениваясь рукопожатием, Лева следил, чтобы не сжать сильно небольшую кисть невысокого автоматчика.

– Где получил? – завистливо кивнул Рязанцев на серебряную медаль.

– В Польше, – привычно ответил Гороховский.

– И я там был. Даже повоевать несколько раз пришлось. Но, по мнению начальства, видно, не отличился. Погоди, а где ты тогда «миролюбил»?

– В артиллерийском полку. В 45-й стрелковой дивизии.

– А я в мотострелковом полку 36-й легкотанковой бригады, мы, помнится, тогда с вами совместно и наступали.

– Точно!

– А это не ты, случайно, в уланскую засаду с отрядом на привале попал, и в рукопашной отличился?

– Если за Луцком, то я.

– Значит, ты. Мы тогда танковый батальон сопровождали. Позади вас шли. Я уже тогда отделенным командиром был. Как на вашу разгромленную колонну наткнулись – думали – все. Полный капут. Никого в живых не осталось. А вы, оказывается, еще и верх над панами взяли. Тогда ясно, за что тебя наградили. А потом, когда Владимир-Волынский брали, я тебя уже не видел.

– Из нашей полковой батареи я после того привала один живой и не раненный остался. Пушки наши клятые уланы все подорвали. Вот я временно в пехоту и перешел. Примкнул к хлопцам, с которыми в том бою близко сошелся, и поехал на их полуторке в головном дозоре. Вместе с бронеавтомобилями. На въезде в этот чертов Волынский нам тогда буквально за каждую баррикаду драться пришлось. А потом еще казармы артиллерийские брали.