Иван Булавин - Я - ваш король

Некоторое время посмотрев на это воинство, я сказал:

— Вижу, благородные рыцари, не зная сна и отдыха, охраняют покой своего короля.

Я, вообще-то, хотел съязвить, но вся бравая кавалерия восприняла эти слова, как похвалу, все начали галдеть, заверяя, что прямо сейчас порвут всех моих врагов на британский флаг, им только слово сказать. Наконец, кто-то в задних рядах поднял кружку и завопил:

— За короля!!!

Вопль подхватила вся сотня глоток, все подняли кружки и разом опрокинули их содержимое в рот. Запах пива стал сильнее, а вопль на секунду замолк, чтобы тут же разразиться снова.

Развернувшись, я пошёл к выходу, теперь стоит посетить тот самый сброд, что воюет за деньги. Не знаю, как здесь, но в истории моего мира, сброд, воюющий за деньги, не раз и не два ставил благородных господ рыцарей в позу пьющего оленя, пока не истребил их целиком как род войск. И дело тут не в огнестрельном оружии, те же швейцарцы прекрасно натягивали рыцарей на свою каркалыгу и без огнестрела. Посмотрим, что представляют собой местные «швейцарцы».

Внезапно выяснилось, что король, в отличие от какого-нибудь вшивого герцога, не может просто выйти из замка и пойти, куда ему заблагорассудится. Король, как я понял, вообще пешком ходить не должен, только верхом или в экипаже. Скилл верховой езды у меня был не прокачан, тут рефлексы нового тела не помогут, знать нужно, куда ногу ставить, и какой рукой за что хвататься, чего доброго, свалюсь на потеху охране, поэтому я велел заложить экипаж.

Вообще, конечно, странно, если главная цель — сохранность королевской туши, то за каким чёртом делать именной королевский экипаж с гербом. Тем более, что большинству придворных чиновников, даже не самых высоких, оказывают не меньшие почести в плане очистки дорог (роль мигалки выполнял скачущий впереди глашатай). Чего проще завести десяток совершенно одинаковых закрытых экипажей, но которых ездили бы все, кто находится во дворце, а изредка и сам король. Любые убийцы запутаются и завалят дело. Но нет, до такого тут никто не додумался. Поэтому весь город теперь знал, что король покинул свой замок и проехал полкилометра по городской улице.

Когда я вместе с вездесущей охраной прибыл, наконец, в казармы наёмников, там кипела бурная деятельность. Внушительный пустырь, образованный двумя рядами домов и дополнительно огороженный деревянным забором, использовался, как полигон. Большой отряд в три-четыре сотни, построившись квадратом, отрабатывал действия в строю. Впереди были пикинеры, в задних рядах — бойцы с алебардами, глефами, и даже двуручными мечами. Чуть дальше тренировались арбалетчики, стреляя залпами в цель, в роли которой были большие глиняные бабы.

У двери стоял часовой, который, мгновенно меня узнав, громогласно объявил, заглушая даже команды офицера:

— Его Величество здесь!

Тренировка мгновенно прекратилась, при этом никто не стал кланяться и орать здравицы королю, им, по большому счёту, плевать на короля, единственное, что они сейчас выражают, — это уважение к своему работодателю. Выразилось оно в том, что строй, после двух команд на незнакомом мне языке, повернулся налево и принял равнение на меня. Офицер подошёл ко мне, снял шлем с головы, сдержанно поклонился и представился:

— Ваше Величество, капитан Винсент Железный к вашим услугам, — это был мужчина лет тридцати, высокий, хотя и ниже меня, худой, с грубыми чертами лица и небольшой бородкой. На нём были простые и эффективные доспехи: кираса, наплечники, нарукавники и шлем с козырьком, который теперь покоился на локтевом сгибе. В руках он держал протазан, которым, как я знал, капитаны подгоняют нерасторопных солдат.

— Рад видеть вас, капитан, — с улыбкой поприветствовал его я. — Вы командуете наёмниками?

— Только одной ротой, — он смущённо пожал железными плечами, — а всем отрядом командует командор Швейгерт, он здесь, если нужно, я могу его позвать.

— Не нужно, — остановил я его, — продолжайте заниматься, я с удовольствием понаблюдаю за вами, а за командором Швейгертом сходят другие.

Капитан исполнил приказ в точности. Строй пехотинцев снова развернулся, пики были опущены, раздался барабанный бой и команды на незнакомом языке. Отрабатывали наступление, встречу конницы, развороты и рукопашную схватку с таким же строем. Получалось красиво. Вообще, впечатление, которое произвёл на меня этот «сброд» оказалось куда более благостным, чем то, что я увидел в казармах благородных господ. Дело даже не в пьянстве или нарушении дисциплины. Дело в отношении к войне. Для рыцаря это спорт, охота, дело всей жизни, весёлое приключение, возможность себя показать. Для пехотинца война — тяжёлый труд, требующий хорошей подготовки, он всегда молчит, не хвалится подвигами, не требует к себе уважения. А главное, в чём более всего выражается превосходство этих людей над рыцарями, это их дешевизна. Они рискуют жизнью буквально за кусок хлеба.