Юлия Алева - Лёд и порох

— Где он? — Люся подошла к ней вплотную, и пусть в весе гостье уступала, но худая, тонкокостная, мускулистая, зашибла бы.

— Там, где ветер и белая пыль. — процитировала она чье-то высказывание, глядя в пустоту.

Мельница.

Люська уже одевалась. Я тоже, а куда бы деваться. Жаль, оружия нет, но мы и ножами попробуем обойтись. Тем более нас не зря же готовили.

Апполинария, как выяснилось, сама приехала в экипаже, так что выдвинулись мы втроем. Она и дорогу знала, и причину нашла. Клад, а не девка. По пути она косилась на меня, а я вспоминала Федькины поцелуи и примеряла их к ней. Интересно, как далеко у них зашло? Вряд ли он с ней спит, здесь в этом отношении нравы могут быть консервативнее, чем в Петербурге. И о любви вряд ли говорил, обычно девочкам позднепубертатного возраста полунамека хватает, чтобы все самостоятельно надумать. Что же теперь мне предпринимать? Да и стоит ли вообще пытаться что-то делать? Покуда все сами успешно портят себе жизнь — к чему мешать людям…

— А что мы будем делать? — спросила самая юная участница экспедиции.

И это действительно важный вопрос. Однажды очертя голову я уже ходила в незнакомый дом, но в компании с умным сильным мужчиной, и то еле выкарабкались. Эх, мужчина, если бы не ты, сидела бы сейчас в своем клеверном домике и ждала тебя к обеду.

— Там живет одна женщина. Начнем с нее и спросим, не видела ли чего. В конце концов нас трое. — оптимистично заявила Люся.

— Если что не так — оглушим, а потом нас Тюхтяев отмажет — не менее самоуверенно резюмировала я. В любом случае план неплохой.

Мельница — это сильное место. Во-первых, она здоровая, как подводная лодка, выброшенная на берег. Во-вторых, тут редко кто бывает весенней порой, поэтому признаков жизни нет совсем.

Люся на ходу спрыгнула с коляски и побежала к двери.

На стук вышла очень яркая брюнетка лет тридцати — тридцати пяти. Я сразу почувствовала собственную женскую несостоятельность перед такой статью, фигурой и истинно царскими манерами. Глаза глубоко-серые, словно бархатистые, густые ресницы, безупречная кожа, красиво очерченные губы, лишь в уголке рта перебитые небольшим шрамом. Кто же посмел на такое совершенство руку поднять?

— Чем могу служить? — холеная белая рука легла на резной косяк.

— Мы новые владельцы Громовской усадьбы. Людмила Михайловна Шестакова и Ксения Александровна Татищева. — затараторила сестра, бесстыдно обшаривая глазами внутренние помещения, что сумрачным фоном виднелись за спиной хозяйки. — Наш гость, Дмитрий Хакасидис, вчера отправился в вашу сторону и пропал. Вы с ним случайно не виделись?

— Хакасидис? Какая фамилия непривычная. — глубокий гортанный голос словно пел каждое слово. Будь мужиком, слушала бы ее, забросив все дела.

— Он грек. — подала я голос.

— Гре-е-ек. — протянула хозяйка. — Ясно. Да, проезжал, но остановился и решил дождаться помощи.

— Что с ним? — всполошилась Люся.

— Да ногу наколол, вон в горнице сейчас. Добро пожаловать!

Приветливо распахнула дверь и пропустила нас внутрь.

Вот это порядок. Мельница стоит на воде, и ожидаешь сырости, но всюду чистота, порядок и свежий воздух. Нам отворяют очередную дверь, пропускают вперед и плотно закрывают за Апполинарией. Тьма и тишина.

— Эй, уважаемая, Вы что? — затарабанила сестра по двери, но куда там. Так глупо попались — как безмозглые вымершие птицы додо. Это же как втроем-то сглупили!

— Влипли мы. — констатировала я. — И спасать нас некому. Федя уехал давно, Дима, скорее всего, сидит как мы, а Тюхтяев о нас узнает через пару недель, не раньше. Надо было хоть маму предупредить, а то она на него сейчас не очень благосклонно смотрит. Так бы хоть телеграммку отбила, он на наше спасение всю королевскую рать отрядит. — оптимистично расписывала я своего рыцаря в сияющих доспехах.

— Ага, как расследовать дело — Фохта отправил, значит спасать тебя вообще непонятно кого выдал бы. — рассмеялась Люся.

Я представила команду мечты под руководством господина Оленищева, горного инженера, написавшего пару моих портретов и безнадежно влюбленного еще во времена сватовства Тюхтяева. Словно в позапрошлой жизни все было. А ведь памятны еще времена, когда я тихо жила в лавке провинциального саратовского купца Калачева и вообще не касалась этих сумасшедших интриг. Как причудливо изгибается жизнь, и сейчас она повернулась к нам явно не самым светлым боком.

— Люсь, что у нас есть?