Владимир Семибратов - Попаданец в юбке. Из инструкторов аэроклуба в лётчики-истребители Великой Отечественной войны

– Пить. – Еле шевеля губами, прошептала Маша.

– Да, да, сейчас, голубушка, вот водичка.

Женщина поднесла к губам Маши небольшой эмалированный чайник.

– ой, какая вода вкусная. Маша пила и пила, с каждым глотком ощущая, как уходит жажда. Выпила почти весь чайник и только тогда почувствовала, что пить больше не хочет.

– Ну, вот и хорошо, – улыбнулась медсестра. – А теперь давай Машенька, кашки покушаешь. Тебе силы восстанавливать надо. Да, кстати, меня Клавдия Михайловна зовут, или просто тетя Клава. Ну что, будешь кушать. Вот смотри, какая кашка вкусная, горячая. От стоящей рядом на деревянной табуретке тарелки с манной кашей пахло очень вкусно, а чувство жажды вдруг сменило дикое чувство голода.

– Буду.

Утвердительно кивнула головой Маша и попыталась принять более удобное положение для еды. Но тут же сморщилась от острой боли в правом боку.

– Э, нет, милая, рано тебе еще самой кушать, – Остановила ее медсестра. – и шевелиться, тоже особенно не стоит. А то раны открыться могут.

– А меня серьезно ранили, тетя Клава?

С опаской спросила Маша.

– Да нет, не очень.

Снова улыбнулась медсестра, но полежать недельку-другую все-таки придется. Как-никак три осколка вынули и два шва на правый бок наложить пришлось. Так что сама понимаешь. Крови к тому же ты много потеряла, потому и без сознания так долго была. Вон товарищ твой, Вася за это время извелся весь, думал, что умрешь. Кровь тебе свою дать хотел, да какой же он донор, если сам раненый.

Живой Васька, живой. У Маши отлегло от сердца.

– А он как, тетя Клава?

– Да нормально, ходит уже.

Отмахнулась медсестра.

– Руку ему зацепило, да контузило слегка. Не думай ты об этом, ешь, давай, а то каша остынет.

Съев тарелку каши, Маша почувствовала себя на верху блаженства. Ну, разумеется, в той мере, в которой это вообще могло быть в сложившейся ситуации. И действительно, все оказалось совсем не плохо. Ранило ее не особенно тяжело. С Васькой тоже все в порядке. Кормят вроде нормально. Чего еще желать. Правда, бок здорово болит. Но это уже как говориться, издержки профессии. В конце концов, сама напросилась еще тогда, в июле месяце, когда на фронт воевать пошла. А не в тыл шинели шить. Так что терпи «ворона», терпи, сказала себе Маша. Но тут вдруг вспомнила, что еще не узнала, где их госпиталь находится и какое сегодня число. Она спросила об этом Клавдию Михайловну. В Москве ты, Машенька и совсем недалеко от Кремля. А число сегодня 31 декабря, новый год завтра. Так что, с наступающим тебя. А теперь поспать тебе надо. Если что – позови, я рядом буду и поправив у Маши одеяло, медсестра вышла из палаты. Ну что же, спать, так спать. Маша сладко зевнула. Сон лучшее лекарство, да и ктому же ночь сегодня новогодняя, может елка присниться. Глаза сами собой закрылись и, полежав немного, Маша уснула.

Лучи утреннего Солнца залили своим светом палату и разбудили Машу. Она открыла глаза. Ой, какое яркое Солнышко и спать совсем не хочется. Утро уже. Сколько же я проспала? Вчера днем уснула и проснулась только сейчас. Часов пятнадцать не меньше. Ну и засоня. Хотя с другой стороны, после всего, что случилось – нормально, а главное, когда спишь, ничего не болит. Госпиталь начинал просыпаться. Слышались голоса, шаги, дребезжание инструментов на каталках и место ушедшего сна занимала боль. Раненый бок болел, но вроде, не так сильно, как вчера, или просто уже привыкла. Все, решила Маша, хватит лежать за занавеской, а то, вроде мышки, вернее Машки-нарушки. Скучно даже. Посмотрим, кто рядом. Немного поерзав на кровати, чтобы размять затекшее от долгого лежания в одном положении тела, Маша высвободила из-под одеяла руку и, слегка сдвинув простыню, наконец, увидела, что происходит вокруг. Палата оказалась четырехместной. Кроме нее в палате находились еще трое раненых. На ближайшей к Маше кровати лежал пожилой, лет под пятьдесят, интеллигентного вида мужчина, чем-то похожий на профессора. Рядом с ним совсем молодой парнишка с забинтованной головой и руками. А в противоположном углу у двери очевидно тяжело раненый, весь в бинтах. Ну надо же прямо, как мумию замотали, подумала Маша. Одни глаза открыты, да еще рот. Видать, обгорел сильно, не иначе танкист. Только в танке так обгореть можно. Все трое уже проснулись. «Профессор» о чем-то тихо перешептывался со своим соседом, а тяжело раненый лежал молча и только изредка моргал глазами.

– А вот и наша «ласточка» проснулась, – улыбнувшись, сказал «профессор», увидев смотрящую на него из-под приподнятой простыни Машу. – Доброе утро, Машенька.